Кузнецова, В. Е. С думой о Есенине : сборник статей / В. Е. Кузнецова. – Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2009. - 318, [1] с. : ил., портр.

сика, и слог, и синтаксис — уровень школы. Не верю, прошу принести газету. Говорит, что газета не сохранилась. Она вырезку сохранила. При­ несла вырезку из газеты «Пролог». Что это за газета, я и сегодня не знаю (а было это в 1992 году). Прочитала «работу»: «Вспоминаю 6-й класс, когда получила свой первый серьезный нрав­ ственный урок. Его преподал мне Александр Сергеевич Пушкин. Учу отрывок из «Полтавы» и, честно говоря, ни о какой нравственно­ сти не думаю. Выходит Петр. Его глаза Сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен. Швед, русский — колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет. Гром пушек, топот, ржанье, стон, И смерть, и ад со всех сторон- А что там задумываться? Все в порядке. Враги должны друг друга ко­ лоть, рубить и резать. Это я уже давно усвоила И вот дохожу до конца и перестаючто-либо понимать. Думаю-думаю—не понимаю.Мешает всею несколько слов, чепуха какая-то. Вдумываюсь в них только потому, что авторитет Пушкина для меня непререкаем: Пирует Петр. И горд, и ясен, И славы полон взор его. И .царский пир его прекрасен. При кликах войска своего, Вшатре своем он угощает Своих вождей, вождей чужих, И славных пленников ласкает- Вот что отказывается понимать моя голова как это можно ласкать пленников? Пусть даже славных. У меня генетический код не тот, чтоб так просто это понять. Я все-таки в конце XX века живу. В нашем веке такое было! Издеваться над пленником —да, понимаю. Морить его голо­ дом — а что тут такого? Расстрелять —’запросто. Но ласкать “вождей чужих”?! А Пушкину — верю. И приходится думать. И додуматься до совсем, оказывается, простой мысли: пленник — тоже человек. Когда он пленник — он беззащитен, он уже не враг. У него оружия нет. Все споры были решены на поле брани. А сейчас друг на друга смотрят два равных человека — Петр й его славный пленник. Вот как во мне, человеке с начисто отравленным сознанием, Пушкин пробудил “чувства добрые”. И он знал, что это одно из достоинств его поэзии. 31