Крячков, А. Л. В кандалакшских лесах : военно-исторический очерк о боевых действиях на Кандалакшском направлении войск Карельского фронта в годы Великой Отечественной войны, 1941-1945 гг. / Крячков А. Л. - Кандалакша : [б. и.], 1991.

лых дум, создали коллектив художественной самодеятельно сти, который для тяжелораненых выступал прямо в пала тах, а для ходячих больных — в подвальном клубе госпита ля. В тех палатах, где все раненые были лежачие, придума ли демонстрировать кинофильмы. . . на потолке. Палатами отмечали дни рождения раненых и многое другое. Делали, одним словом, то, что было возможно. Один из эпизодов фронтовой службы описал в письмах Коган А. Г.: «Однажды на мое имя, начальника госпиталя, поступило письмо от жены красноармейца Михаила Горнова, в котором она сообщила, что получила известие от своего мужа о том, что после тяжелого ранения он остался без обеих ног и од ной руки и, что «в таком виде он домой не вернется». Несча стная женщина просит меня «передать мужу, что она и вся семья все равно с нетерпеньем ждут его возвращения до мой . . . » Я немедленно отправился в хирургическое отделение. В палате для тяжелораненых отыскал красноармейца Гор нова. Но что я увидел? Без ног, одна рука разбита и бездей ствует. Ко всему этому, после тяжелой контузии, он потерял слух. С большим трудом удалось сохранить ему жизнь. Очень громко, чтобы он расслышал меня, я сообщил ему, что получил письмо от его жены. Едва расслышал. Лицо просветлело, чуть улыбнулся: «О чем пишет? — тихо сказал он. «Вот пишет, что ждет, очень ждет Вас домой. Знает все, что произошло, а все равно сама она и дети с нетерпеньем ждут Вас домой». С улыбкой, но с большой горечью, он как бы в раздумье тихо ответил: «Ждет меня? А что от меня осталось? Чурка с глазами». И улыбка вмиг исчезла. Смущенно, он по очереди обвел товарищей по палате к а ким-то растерянным взглядом, как бы спрашивая их: «Как же быть ему? Вернуться к жене или нет?» Из дальнего угла кто-то из раненых убежденно заметил: «Вот это жена!» Другой же, отвечая каким-то своим, видимо, не очень р а достным мыслям зло и с едким сарказмом, продекламиро вал: «Жди меня и я вернусь. . . » Это происшествие растревожило всю палату. Однако большинство продолжало хранить молчание, скрывавшее за собой глубокое раздумье, глубокое переживание потрясенной души. 121