Крейн, Л. А. Торопись успеть : повесть, рассказанная экипажем подводной лодки / Леонид Крейн. - [2-е изд.]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1988.

покоя, и, словно набираясь в этом мысленном повторении пройденного новых сил, новой остроты глаза и новой сме лости отдохнувшего сердца, нащупывать, пусть пока не совсем ясно и точно, пусть только вчерне, приблизительно, свой завтрашний обретенный в этой ночной тиши переход. Я люблю этот час, когда ночь уже прошла, миновала, а новый день еще не спешит наступать и все живое на земле, еще продолжая дышать вчерашним, уже поворачи вается к новому свету и вдыхает его первые, еще невиди мые глазу лучи... Медленно, очень медленно рождается новый день. Я си жу за столом и страницу за страницей листаю эти записи, ставшие теперь повестью об Артуре. Как много не вошло сюда, не написалось или получи лось не так —• суше, скупее, поверхностнее, чем хотелось, чем должно, обязано было получиться. Рука то и дело тянется что-то исправить, убрать, допол нить, но я ничего не хочу и не буду менять. Потому что есть то, куда не дано входить никому. Потому что было — как было, и правда именно в этом, а все новое, привнесен ное из сегодня, — это уже другое, пускай даже выросшее из вчерашнего, но другое. Я листаю страницы написанного и снова и снова — в который раз! — перебираю то, что три года хранилось в запретной до времени папке, и ночь, отступающая, но еще не ослабевшая, не растворившая себя в утреннем по лусвете, переносит меня в былое. Я снова на рейсовом катере. Я возвращаюсь в ре дакцию. Вот и пришел он, неизбежный, заранее предопределен ный, но все-таки неожиданно близкий, нечаянно грустный миг. Пожилая тетка в толстом, давно потерявшем опрят ную солдатскую аккуратность бушлате небрежно сбросила с пала швартовый конец, и невидимая черта разом легла между катером и причалом, наглухо отделила меня от все го, чем я жил каждый из этих дней пребывания у подвод ников. И вдруг я лихорадочно, боясь пропустить что-то важ ное, стал перебирать в памяти все свои бесчисленные раз говоры на лодке. Всплывали фразы, обрывки чьих-то слов, рассказов; не было одного — ясности. Казалось, я, как старый сарай, доверху заполнен какими-то облом ками, где уже и не понять, откуда что отломилось, зачем 171