Крейн, Л. А. Торопись успеть : повесть, рассказанная экипажем подводной лодки / Леонид Крейн. - [2-е изд.]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1988.

у себя ведь поручили Лиепиньшу помочь Угриновичу под готовиться к парткомиссии? Ну вот, Угринович и поделил ся со старшиной. Значит, чувствовал парень, что ты его не туда ведешь — так? Вот то-то же! Ну а Лиепиньш ко мне пришел. И ведь что интересно, Иван Данилович, — не про сто пришел, не с докладом. «Разрешите, — говорит, — по личному вопросу к вам обратиться!» И действительно — у него это «по личному» получилось. Часа полтора сиде ли. Слушаю я его, а сам любуюсь: какой же ты молодец, Лиепиньш, думаю, — так горячо, заинтересованно, а вместе с тем умно, доказательно рассказывал об Угриновиче, убеждал меня, какой стоящий для партии человек этот Кирилл ваш Михайлович. И знаешь, я поверил. Не тебе, Иван Данилович, и даже не столько выписке из протокола собрания вашего, а этим двум паренькам. Вот ведь как оно получилось, боцман. Ну, а об остальном уже члены парт комиссии сообща думали. Рассказал я им все, и решили мы оставить так, как ты накрутил: Угриновича и правда лишний раз терзать ни к чему, а с тобой... Вот, видишь, сам пришел — значит, правильно мы о тебе решили...» В общем, разговор получился — ввек не забуду. Полыциков вздохнул так, будто пошабашил после дол гой утомительной работы, — даже платок достал, вытер лоб, шею, руки. Достал папиросу, размял тщательно, за курил и, только сделав две-три глубокие затяжки, закон чил с едва заметной угрюминкой в голосе: — Вот ты все добивался, какой Артур коммунист был. Мы как привыкли: первое качество — принципиальность. Я убеждения, политическую подкованность не беру пока. А душевность, доброта, стало быть, — что? Тоже вроде не из последних. А как они вместе, друг с дружкой, и не в кильватер, а рядышком — могут? Я к чему тебе всю эту катавасию рассказал? Где тут принципиальность, где ду шевность к человеку? А может, они — одна монета: так орел, так решка, а цена одна, не разделишь?.. Разговор был закончен. Хотелось спросить о многом, но я чувствовал, что мичман снова уходит в себя, в свой зарок, где мне, журналисту, нет и не будет места. И все же не удержался, спросил: — А как теперь Угринович? — А что Угринович? Подойдет время — в члены пар тии примем, — Иван Данилович совсем поугрюмел. — Первым ему рекомендацию дам. Если... из доверия у него не вышел. — И вдруг улыбнулся: — А знаешь, он, как 147