Крейн, Л. А. Торопись успеть : повесть, рассказанная экипажем подводной лодки / Леонид Крейн. - [2-е изд.]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1988.

кинул. А действовал парень, если разобраться, очень даже правильно: и на своем стоит, и сплеча дела не рубит — это я про переписку с родителем. И вот — пришел же, не скрыл. Ну хорошо, скажем мы завтра обо всем на соб рании — что изменится? Принять-то его все одно при мут — тут я был, что в себе, твердо уверен. Но собрание — это же не вот так, с глазу на глаз: пока разберутся, каж дый по вопросу задаст — замордуется человек... Было у меня еще одно на уме. На лодке еще что (тут, можно сказать, свои все, нам Угринович — что на ладош ке), а ведь есть парткомиссия, секретарь у них человек но вый — шут его знает, как это обернется? Жалко парня. Да еще припомнилась, как на грех, беседа одна — как раз секретарь этот парткомиссии проводил. Он у нас тогда и года не служил. Ну что я о нем знал? Капитан второго ранга, фамилия Мигунов, по батюшке — Валерьян Трофимович. Вот и все. С виду вроде суровый мужик, поговоришь •— кажется, ничего, а там — кто его разберет... Так вот, говорю, беседа еще эта припомнилась. Был у нас семинар секретарей первичных организаций, и среди других вопросов поставили там напоследок о вос питании у моряков, значит, ненависти к империалистам — доклад как раз Мигунов делал. Хорошо говорил. И расска зал, между прочим, такой случай. Он, оказывается, уже в войну старшим лейтенантом ходил. Брали они как-то вы соту одну, за которую немцы зубами держались. Взяли. Только его контузило крепко и в ногу еще осколком удари ло. Очухался малость — бой дальше ушел. Слышит — сто нет кто-то. Подполз — майор фрицевский. Пораненный весь и пить просит. Ну, русский человек известно какой: до стал Мигунов флягу и сунул тому. А у самого тоже язык ко рту присыхает. «Нет, — думает, — чтоб я после этого га да пил! Раз не догадался сам сначала хлебнуть, ну ее, воду эту, к чертям собачьим». Отполз в сторонку да еще отвер нулся — чтобы, значит, легче терпеть. Слышит — примолк фриц. И не вытерпел наш-то, обернулся. Глядь — а тот в него из парабеллума целится. Вскинул автомат, да не поспел малость: достал его гад. Заядлый, видать, эсэсовец был. Он, значит, попил, подбодрился и... Хорошо еще так — мог и совсем укокошить. Слушали мы, слушали, а он, Мигунов, значит, много еще чего порассказывал, да так, что мы потом промеж се бя такой вывод сделали: крепко в нем эта пуля сидит — люто ненавидит он их. И вот, как припомнилась мне вся эта беседа его, ну, 145