Крейн, Л. А. Торопись успеть : повесть, рассказанная экипажем подводной лодки / Леонид Крейн. - [2-е изд.]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1988.

же по максимуму — а максималистом он оставался всегда, это в нем прочно сидело, неистребимо, — то и понимать надо: уровень-то сей, предел верхний, у разных людей то же разный... Вот я о таланте души говорил. И повторю: тут Артур действительно был талантлив. Кстати, это неправда, что талантливость души — значит, обязательно и доброта, чут кость, мягкость в отношении к окружающим. Смотря что и как понимать. Там, где касается главного, — скорее, да же наоборот, я бы сказал, непримиримая беспощадность. Вы посмотрите у того же Толстого, например. Или у До стоевского. Какой беспощадный анализ душ человеческих! Да что там в произведениях — в жизни: разве Лев Нико лаевич был всегда так уж и добр, чуток по отношению даже к детям, к жене, самым близким своим? Впрочем, я и не ставлю их рядом, Толстого и Лиепиньша. Но в один ряд — пусть далеко друг от друга, через многих-многих других, но в ряд-то один! — почему нет? Или, если поближе взять, любимый Артуром Остров ский-Корчагин — талант души, да какой, дай, как говорит ся, бог каждому, но разве всегда столь уж добрый, чуткий и всепонимающий?.. Вы уж простите, что я вроде бы так далеко убежал. Но мне это действительно важно. И не только из-за Арту ра, нет. Вот думаю, думаю, одного понять не могу: учим, призываем — всех, а молодых особенно, — будьте принци пиальными, живите активно, по максимуму, но стоит по явиться такому Артуру, и не в книжке, не где-нибудь, а тут, рядом с нами, чуть ли не караул кричим. Как же — макси малист! А когда ж ему максималистом и быть, как не в два дцать, не в самом начале?! Но вернемся к вам. Это, мне кажется, очень важно — чтобы вы поняли. Думаю, тогда, в тот приезд, у вас с ним и не могло по лучиться иначе. Потому что... Понимаете, тогда Артур предстал перед вами — то, как он вел себя, что и как гово рил, — ну не в лучшем виде своем, так что ли. Вернее, это был словно не тот Артур, каким мы его тогда знали. Еще точней, Артур, конечно, но как бы вернувшийся назад, к се бе прежнему — по крайней мере, к себе еще до того суда и всей этой истории с Лубенцом. Почему? Не знаю. Может быть, взвинчен был: замотался перед походом, устал — ну и сорвался. Впрочем, нет. Не это главное. Вы уж изви ните, Виктор Андреевич, но позвольте быть до конца от 133