Крейн, Л. А. Торопись успеть : повесть, рассказанная экипажем подводной лодки / Леонид Крейн. - [2-е изд.]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 1988.

пренебрежение к «быту» — все просто, без «излишних под робностей», как называли у нас в общежитии простоту и непритязательность сервировки, закусок да и самого на бора «горячительных» (надобность в «напитках, увеличи вающих аппетит», отсутствовала абсолютно). И там, и тут главное заключалось в нескончаемом обилии разговоров, дружеского участия, душевной раскрытое™. Механик лодки — инженер-капитан третьего ранга Ва силий Васильевич Дмитриенко, в обычной жизни всегда озабоченный, по меньшей мере, десятком дел сразу, что делало его суетливым, похожим на заводную игрушку с закрученной до отказа пружиной — она так и рвется из рук и, стоит лишь чуть ослабить пальцы, сжимающие ко леса, немедленно помчится бог знает куда... Штурман — мрачный Леонид Васильевич Иванов, чуть медлительно-небрежный на берегу и, как рассказывали, быстрый и точный в море. Чье-то властное недомыслие привело к тому, что на лодки части некоторое время не присылали молодых штурманов, и Леонид стал невольной жертвой: вот уже второй год перехаживал он в своем ка- питан-лейтенантском звании, а все только потому, что ему некому было сдать свою штурманскую боевую часть и получить повышение, а с ними и новое звание. Виктор Кривошапко — балагур, весельчак, фрондёр, с улыбочкой отказавшийся от должности помощника лишь по той причине, что не хотел огорчать таким «обгоном» Иванова, своего дружка и однокашника... Юра Демин с его непростыми вопросами и раз думьями... Они собрались почти все — почти весь наличный состав офицеров подводной лодки, не считая командира, старпома и замполита, которым, по словам Виктора, как начальству «приходится нести печальный крест отрыва от дружного коллектива». И все они стали в этой комнате неуловимо другими — открытей, беззаботней, моложе. Быть может, и вы когда-нибудь замечали, что люди трудных профессий всегда чем-то похожи на своих коллег? Во всяком случае, подводники для меня — народ меченый. Глубиной своих погружений. Обязательной скрытностью своих поисков и атак. Прямой зависимостью друг от друга. Не вообще, не в переносном трехсложном смысле, а до не вероятности просто: я и ты и наши жизни в наших руках, моя в твоих, как и твоя в моих — так сказать, один на один. Наконец, выделенностью, что ли, своей среди всех прочих, уже и без того окруженных ореолом, моряков — 106