Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Виртуоз-имитатор стучит в дверь и начинает один из самых рискованных номеров. Диалог И.И. с А.М., где И.И. - настоящий, пропадающий у планшета какого-нибудь ученика в дремучем лесу мольбертов, а А.М. - гаер и шкодник Филиппов, изображающий его с помощью имитации голоса. - И.И., ты здесь? - Я здесь А.М, а чего? - говорит И.И, как малыш «Филиппок», невидимый за большой доской. - Худо дело, И.И., опять хулиганы перила на лестнице поломали, фашисты. Собрание надо собирать. Да ты не беспокойся, работай. Я так. Накипело. Сукины дети, подходи в учительскую. - Приду, приду, А.М. Вот ведь паршивцы, - пищит И.И. Ложный А.М скрывается. Класс корчится и давит хмыканье. ...Н.И. преподаёт у нас и подвизается в высших сферах Академии, которые находятся внизу под нами. (Наш этаж - последний). Н.И. некогда, он делает карьеру. Он зовёг нас украинским словом «хлопцы». - Ну что, хлопцы, принесли эскизы? Посмотрим, давайте. - Ты что, Ренька, будешь делать? (Ренька - сын известного и почтенного профессора Френца). - Про охоту, - бубнит Рейнгард Френц. Реня бубнит, Н.И. глуховат. -Т а к , молодец, пароход. Это интересно. Белый такой, большой, лайнер... - Нет, Н.И., про охоту. - Ну, я и говорю - пароход. Красиво, Море. Можно утёсы, пальмы или, скажем, у нас по Волге... - спохваты­ вается патриотичный Н.И. «Де-д-д-е-е-е-е-ньги давай!» - вопит душераздирающе Шабанов. В коридор врывается взбешённый Н.И. А мы, не подумав, бежим всей группой с места преступления, как стадо бизонов. Нам нравится бежать. Мы несёмся по лестницам и этажам. Устаём, останавливаемся, задыхаемся и хохочем. Через три секунды к нам подбегает красный и запыхавшийся Н.И. Это может означать лишь то, что он бежал за нами с нашей скоростью. Н.И. запыхался и взбешён, но самое ругливое, на что он способен, это: «Ну, какого... пёса ты. Юра, так кри­ чишь!» .. .Имитаторы изображают сценку «Утро в колхозе». Кричит петух - Гера Филиппов. Его подмастерье (кто-нибудь из неартистичных) льет из кружки воду на пол. Это писает лошадь. Тракторист Гера громко зевает и заводит капризный трактор. Над полем пролетает сельскохо­ зяйственный биплан Вова Мартяков. Неисправный самолет, завывая, падает и с характерным звуком шлепается в болото. Не знаю, откуда взял Мартяков этот уникальный звук, но Станиславский, услышав его, сказал бы: верю! Наши имитаторы хоть и вторичны по отношению к классику этого мастерства, Марку Смирнову, но тоже - на высоте. МАТЕМАТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ДУШИ ГОГОЛЯ Литературу преподавала тучная темпераментная старуха. Она была совершенно бочкообразной формы. Злые дети звали её «квашня». Она была распираема восторгами, энтузиазмом, гневами всякого рода и сентиментальными переживаниями. Она жила в постоянном экстазе. В ней было что-то «мхатовское». Недаром она часто вспоминала Щепкину-Куперник и Книппер-Чехову. Всеми своими корнями она сидела в той, уже канувшей в бездну, эпохе. Она, видно, и вправду знавала то ли Щепкину, то ли Чехову. Она хотела нам всё передать. В нас не лезло. Мы были бес­ чувственны. Она сердилась, брызгала слюной. Буквально брызгала, а не фигурально. Звали нашу пламенную литераторшу Екатерина Ивановна. Она, конечно же, была добра, чиста и несуразна, как многие истовые люди. Но мы отбивались от неё непроби­ ваемой юношеской иронией, приправленной нашим клановым корпоративным духом. Мы самодовольно оттачивали свою насмешливость, красуясь друг перед другом. И бедной энтузиастке оставалось лишь нервничать до тика, сокру­ шаться на нашу, как ей казалось, дикость и нечувствительность и ... брызгать. Всю свою страстную литературную мистерию ей приходилось разыгрывать в строгих мизансценах совет­ ского литературоведческого официоза. Теперь я думаю, что ей досталось всё это от первоисточника, от той база- ровско-писаревской традиции, которая уже сложилась в дореволюционное время и логично перетекла в советское. Старая учительница искренна и честна. Её мир естественно набит Рахметовыми, Верами Павловнами и Корчаги­ ными. В старинной нашей литераторше догорал огонь ещё не победившей революционной мысли в сочетании с дубовыми каноническими монстрами уже победившей и окостеневшей. Мы были будущими шестидесятниками. Нам полагалось подвергать догму сомнению и сопротивляться её установкам. Этого требовали от нас и возраст, 93