Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

КАРАТЕЛЬНЫЕ ОТПУСКА И ПЛАНОВЫЕ ПРОГУЛЫ Юность - всегда томление. Мечты о свободе и горький вкус неволи. Юность сгоняют в трудовые коллективы, сажают на галеры с чёрными рядами парт. А ей хочется летать по влечениям любви, дружбы и произволу фантазии. Администрация школы в причудливом своем законотворчестве установила систему штрафных санкций для провинившихся. Это краткосрочные и долгосрочные увольнения из школы. Чудеса, не правда ли? Срок - пропорцио­ нален тяжести преступления. За лёгкое можно «схлопотать» однодневные каникулы, за злостное хулиганство - уйти в долгосрочный отпуск. Скажем, дней на десять. С последующим приводом родителей. Идешь, бывало, в класс с овечьей обреченностью на какую-нибудь невыученную химию, под мерзкое дре­ безжанье звонка. А навстречу тебе - отпускник с портфелем. В глазах его - свобода, перспективы праздношатаний, экраны кинотеатров. Лёгкая полётная походка... Завидно. Друзья иногда расчётливо безобразили по сговору, чтобы уйти в отпуск вместе. И не то чтобы тяжело было учиться, хотя занятия длились до 5-7 часов. И это тяжело для детского организма. Просто хотелось свободы... Так или иначе, в школе процветали индивидуальные и групповые прогулы и массовые срывы уроков. За «массовые», «организованные» прогулы карали тяжело - родительскими собраниями. И мы с такими пре­ ступлениями добродетельно боролись. Комсорг Яша Ревзин собирал для этого комсомольское собрание, мы стара­ тельно вырабатывали сложное, филигранно отточенное расписание индивидуальных, то есть самых безнаказанных прогулов. Нам позволяло это избегать суровых кар. Но потом всё шло насмарку. Расписание злостно нарушалось. Прогуливали как попало... Бывало, тайно примкнёшь к законно прогуливающему (в соответствии с расписанием) другу, пойдёшь с ним в кинотеатр «Баррикада» на первый сеанс. А там уже, глядишь, сидит весь класс и, радостно, идиотски хохоча, встре­ чает ваше появление. Не прогуливали только девочки. И, строго говоря, зря. Сколько чудных жизнеобразующих прогулок совер­ шили мы - прогульщики! Ведь надо было попасть или хоть взять билеты на дефицитный сеанс. Ведь надо же было посмотреть, скажем, «Ночи Кабирии» или «Рим в 11 часов». Надо было встать в очередь в магазине «Дружба» за «рисунками Дега». Ведь на всё хорошее в нашей стране набегала большая очередь. Надо было обойти город мар­ шрутами Блока. Проверить первый лёд в устье Смоленки (теперь там в гранит одетые берега, и вдоль них - парад какой-то нечеловеческой архитектуры). А разве не жизненно необходимо нестись по розовой заре сырыми перелесками в пустой электричке все равно куда? Но лучше туда, где залив, чайки и трясогузки, где на двух ржавых буйках этаким катамараном можно отпра­ виться подобно Амундсену и Нансену к нагромождениям майских льдов на далёкую отмель... Но график прогулов безответственно срывался. На наши головы обрушивались репрессии за «групповуху», подтверждая неприятное золотое правило «во всём знай меру». ИСКУССТВО ПОД ЗАПРЕТОМ Учат нас рисовать строго неправильно, поверхностно, механически. И что самое дикое - мы об этом знаем. Нас просветили умные неформалы за стенами школы. Но учителя думают, что всё правильно. Нам полагается мелкой пыльцой тушевать Сенеку и мелкими заплаточками писать чучело селезня. Нас учат работать по поверхности, передвигать и выделывать носы и уши, чтобы было правильно и похоже. Но не учат рас­ познавать жизнь пространства, прослеживать сопряжение форм. Мы академисты. Но плохие, вялые, усопшие. Сис­ темы, как прежде, во времена Лосенко, у нас нет. Нашими кумирами, по замыслу сэхэшовской педагогики, должны быть Шишкин и Крамской. Нам ставят голос, употребляемый в соцреализме и нигде больше. (Разве что в нацреализме у Гитлера). Наверное, учителя наши по искусству были неплохие люди, но мы их не любили. Юность сурова к своим наставникам. И.И. был мелкий мужчина, сухопарый и лицом, и фигурой. Голос у него был тонкий и слегка гнусавенький Он преподавал у нас живопись. Но это, когда уже нас допус­ тили к маслу. До этого был Н.И. по кличке «Скула». Он имел избыточные скулы и ходил вперёд одной из них, голову вдохновенно откинув слегка назад. Рисованию нас учили разные наставники, и двое упомянутых тоже. Дело было совсем тухлое. Пять получал Васильев, который обрисовывал модель проволокой, оставляя бумагу белоснежно-нетронутой, а потом покрывал заготовку пыльцой от уха до уха. Если не успевал покрыть всё, белоснежно зиял нос или ухо, оставшиеся без эмуль­ сии. 91