Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.
Нашей любимице пришлось преподавать самым форменным образом и ограничить себя в курении. (Похоже, ей было разрешено курить в порядке строжайшего исключения. Она не могла дышать только воздухом). Саше при шлось лежать и молчать в тряпочки, колбы и тигли. Но это ещё полбеды, но урок у нас (о ужас!) сдвоенный, «пара», а Кобра не уходит на перемене и о чём-то говорит с Екатериной! Мы что-то придумываем для удаления Кобры и признаёмся Катюше в содеянном. Она первый раз в жизни смеётся, мы поднимаем столешницу и достаем оттуда затёкшего, замученного и помятого тиглями Сашу. Вот такой, можно сказать, жуткий случай. Обычно уроки математики тянулись тихо и скучно. Мы при Катюше почему-то не очень-то шумели. Она дава ла нам задачки, мы вяло маялись с ними. Порой звучал её милый, чуть гнусавый голосок, скрипели стальные перья и бежали в потолок сиреневые струи дыма... Прекрасные её глаза смотрели в заоконную даль. ПЯТНАШКИ И СФИНКСЫ Из холодных пеналов каменных школьных коридоров поколения «сэхэшатиков» выскакивали погожими дня ми к сфинксам, к невскому ветреному простору. Там начинались жуткая беготня и катавасия. «Пятнашки» с препятс твиями. Беготня сопровождалась перепрыгиваньем через гранитные парапеты между сфинксами. Опора на одну руку, мах - и ты по ту сторону барьера. Вся эта помпезная композиция между двумя фиванскими чудовищами, с полукруглыми гранитными скамья ми, ступеньками спуска к Неве, с бронзовыми конкетами, становилась большим спортивным снарядом, принимала выплески детской энергии, укрепляла наше здоровье, развивала ловкость. Эта бурная беготня достигала высокого спортивно-акробатического класса. Некоторые ловкачи прятались от стремительного преследователя за пьедесталом сфинкса, ухватившись рукой за его верхний край. Бывали незабыва емые «несчастные случаи». Сам видел, как акробатический Порунин рухнул в Неву с двухметровой высоты пьедес тала. Его празднично сушили на батарее школьного коридора. Костюмооблачённый галстучный Лерик Траугот однажды съехал по скользким, покрытым зелёной травяной слизью, ступеням в холодные невские влаги. Делал он это стоя, неудержимо скользя с одной ступеньки на другую и не сопротивляясь этому катастрофичес кому скольжению. Его сушили на натурщичьих рефлекторах. Он простудился. Взаимоотношения с рекой были оживлёнными и разнообразными. Ковбой Реня Френц на спор переплыл реку. Стартуя «выше» сфинксов, он был снесён к мосту Шмидта и встречен разгневанной милицией. В майские дни, в ледоход, мы вылавливали хрупкие многососульчатые льдины и били их о гранит. Звон, сия ние, ледяной праздник. Холодные красные руки. Всё сфинксово подворье замусорено ледяным ломом. В такие дни всегда холодно и празднично. Мужественные озорники дрейфовали до первого пролёта моста... Некоторые гибли по дороге, т.е. вывалива лись в воду. Служебно злилась милиция, добровольно сердились взрослые прохожие. В старину (в нашу, детскую, старину...) Нева исправно замерзала зимой, и от университета до адмиралтейс ких львов бестрепетно протаптывалась сократительная тропинка. Кроме экономии времени (гипотенуза тропы вмес то катетов набережной и моста) это давало особые уникальные точки зрения, расширяло ощущение города. Иногда бывало мокровато и страшно - по первопутку и по весне. Боязнь соединялась с радостью своеволия. Да и друг перед другом надо было форсить невозмутимостью. «В старину», в ту «сэхэшовскую» старину, и дотоле, разумеется, тоже, снегоочистители наваливали за гранитные парапеты кучи снега. Они служили катальными горками мелкому школь ному люду. И, вообще, была лыжня по Неве и семейные, и компанейские дальние походы на лыжах. Не по-питерски ярко сияло солнце. Изо ртов шёл пар. Алели щеки, и блестели окна зданий на берегу. В том числе —окна чудовищных красно-бурых «Крестов», набитых мучениками... Теперь эти староголландские картины даже и вообразить трудно. Невские дали сторожила такая же буро-красного кирпича водокачка на другой стороне реки. За ней в мороз ном мареве плавало чудное видение Смольного, всегда лёгкое, белёсое и стройное. Стоп. Хватит. Назад —к сфинк сам! В кокориновские готические коридоры. 90
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz