Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Подполковник наш хорош, он очень «в образе»: плотная болванка торса, толстая и красная шея, малый лоб и т.д. Он на месте. Ведь должна быть порода волков, раз есть великий селекционер - война, селекционер, действую­ щий уже века. Но Мищенко выше рядовой типологии - он романтик устава, поэт регламента. Он правомочно сомневается в ценности искусства. Воодушевлённый прощанием с нами в 11-м классе подполковник, мечтательно забывшись, набрасывает уто­ пию нашей постсэхэшовской жизни. «Который товарищ отличный... и у которого кулак - во! - в военизированные ВУЗы будем досылать («досы­ лать патроны в магазин» - термины). А Академию будем пополнять за счёт Сахенбергов и прочих разных, паетели, хлюпиков». Подполковник не в ладу с математикой (я его понимаю). Подполковник пишет на доске масштабы топографических карт, так сказать, образцы: 1:1 и т.д. Он задумался на мгновение и потерял нить. В голове его неясности и непостижимости... Тупо смотрит он на содеянное мелом на доске: 1:1... «Един на един» - бормочет он... С делением ничего не получается. Чтобы скрыть смущение, Мищенко широ­ кой болванкой торса в кожаных скрипучих портупеях старается укрыть от нас вычисления, так сказать, математичес­ кую кухню. Но этим делу не помочь. «Един на един» упрямо не делится. «Может прологарифмировать» - предлагает омерзительно бесчувственный пересмешник. «Логар... Логар... и хулиганить, - заканчивает потерянный подполковник, - будем, паетели, в коридоре». Мищенко вовсе не зол, мужик добрый. Но ему надо бы класть печь, строить дом, орудовать монтировкой. Его возвысила и поломала война. Он делает бесполезное дело: учит интеллигентных зубоскалов-хлюпиков бить врага. Он не прав, потому что не правы эта жизнь и эта власть. Вместо хорошего кулака в деревне он чучело в портупеях. ЛЮБОВЬ И СТРУЙКА ДЫМА Мы все любили Екатерину Степановну. Она - учительница математики, молодая, хорошенькая, грустная, ушедшая навсегда в себя, равнодушная к нашему математическому образованию. Она похожа не то на американскую Белоснежку, не то на русскую Красу Ненаглядную. Маленькая, изящная. Вот она сидит за столом, вытянув ноги, откинувшись на заваленный стул, и выпускает в дремотный потолок струи дыма, извлеченные хорошенькими лёгкими из папиросы «Беломор»... Она жена нашего химика, хромого, старого и несколько скабрезного, и в отличие от неё очень навязчивого со своей увлекательной и бесполезной химией. Екатерина Степановна - представительница опасного и ещё трудного для нас мира таинственного женского обаяния и красоты. Она - светлый образ и определённое переживание для всех нас. И кто-то наверняка в неё влюблен. Сама она совершенно отстранена от нас и, как ангел небесный или сфинкс, лишена каких-либо земных проявлений. Она со­ здана загадывать загадки и пробуждать необоснованные мечтания. Только раз она оживилась, и в её улыбке была не только усталость. Случилось это в ходе большой придуманной нами шалости. Автором шутки был, кажется, сам её исполнитель - Саша Сколозубов. Возможно, ему особенно нравилась наша очаровательная курильщица, и он предложил, чтобы как-то развлечь и оживить её, следующее. Урок почему-то проходил в классе ее мужа - химика. Это случалось. Мы иногда кочевали из-за оплошностей расписания. Там был длинный стол-ящик. Такая уж конструкция: в ящике - указки, тряпки, коробки мела, какие-то банки, тигли. Вместилище находилось под столешницей. По Сашиному замыслу он должен был туда лечь и во время урока оттуда чревовещать, то есть стать вещающим чревом стола. Мы подняли столешницу и положили его туда, плохо прибрав этот его саркофаг. Екатерина Степановна пришла, достала из портфеля задания нам и папиросы себе. Саша приготовился шу­ тить, но тут вошла в класс суровая завуч Тамара Георгиевна с устрашающей фамилией Змбржицкая. Пять согласных подряд! По голосу похолодевший от страха Саша понял, что пришла Кобра (такая была у завуча кличка), и будет открытый урок. Мы гоже расстроились и испугались. Предвкусигельные ухмылки быстро сменились выражением озабоченности. Сколозубов что называется, доигрался. 89