Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Порунин был иногородний, из Рыбинска. Жил в интернате. Дружил с Жорой Туфанцевым. Оба славные - мир­ ные, доброжелательные. Удивительно, но в этом человеческом садке не было дурных особей. Ни одного злобняка, завистника, разру­ шителя. Жизнь протекала доброкачественно. Я отдыхал от шпанской гаванской школы. Никто никого не мучил, не терроризировал. ...Чистоплотно тушевал свои гипсы пучеглазый, щечки с ямочками, веселый Жора Васильев, гомерически всхохатывая вдруг - сосед рассмешил. (Его можно было рассмешить и показом пальца). Баранчаго курчавый Боря Чистяков сочинял стихи, о чем-то потаенно думал...Вспыхивал об-щительностью. Затухал и затихал, уходя в меланхолию. Морщил свой складчатый лоб - постаревший купидон, красавец... Полу­ русский, полуармянин. Умный, талантливый и мятежный. И совершенно чудной впоследствии - странный человек, непонятный, непонятый. И, конечно, очень одинокий. Мистификатор, инженер-мудрец Коля Кошельков. Рослый, белый, луноликий. Глаза полумесяцами. С фокуса­ ми (ловкость рук), афоризмами и уклончивыми умолчаниями... Потом, уже взрослый, впал в магию и теософию. Го­ ворил, что чужд нашей суеты и убогих «трех измерений», неизменно потешал общество фокусами и демонстрацией своих изобретений. Прекрасный художник. Несколько театральный и магический. Как и он сам. Мне доводилось приятельствовать с Реней Френцем, охотником и землепроходцем впоследствии, живописцем и графиком «от тайги и тундры»... Пока же мы вместе прогуливали. (Фьюить! - бегом по лестнице - в электричку - и на залив...) Били баклуши. И били мух на стене в Ре-ниной комнате на улице Софьи Перовской из мелкокалиберного пистолета. Юра Шабанов, плотный, как памятник, с бычьей шеей, курчавый и курносый. Пел басом. Гремел своим голо­ сом громоподобно... Музыка многих в классе сдружила. Свела она меня и со Стасиком Бернштейном, музыкальным вундеркиндом, нежным скромным юношей. Стасик, или, как мы его звали, Иоська, обладал абсолютным слухом и невероятной му­ зыкальной памятью. Мы приходили ко мне, на Думскую улицу, в перенаселенную комнату в подвале. И слушали музыку наших первых пластинок. Иссиня-черен волосом и совершенно «восточным» был Яша Ревзин, прозванный гималайским медведем. Краси­ вый, с фаюмскими очами и черным пушком на губах. Перс, ассириец, шумериец... На самом деле, еврей. Наш всеобщий любимец - тихий и благородный Яша. Талантливый скульптор. (Ушел из жизни в 23 года.. .Третий курс института). Класс не был монолитен и дружен. Но имел несколько дружественных отсеков, несколько чудных затонов золотого приятельства этой прелестной поры, что между детством и молодостью... ДРАМАТУРГИЯ ДРУЖБЫ Моим первым другом становится Саша Сколозубов. Ясноглазый, хорошенький, ироничный, начитанный. Он даже садится со мной рядом. Разражается по этому случаю драма. Саша дружил с Кольцовым. Кольцов, мрачноватый и тоже ироничный юноша, изменника не упрекает, переносит всё молча. О масштабах драмы я узнаю впоследствии в незабвенный день исповеди, примирения и дружбы. (Мы с Коль­ цовым гуляем по питерским островам, и он всё рассказывает). Саша любит Чехова и Щедрина. Мы только что прочли оба «Портрет Дориана Грея» Уайльда. Саша прекрасен и ясен, как начальный Дориан. Мне нравится его кадетско-гардемаринская внешность. Некоторые, правда, зовут его поросёночком. За свежесть, конечно, за розовость. Мы веселеем, а Стасик Кольцов мрачнеет. Он болезненно самолюбив и страдает. Я это даже смутно угадываю. Но я уже знаю, что жизнь сурова, и страдать - дело обычное. Жизнь безжалостно снабдила меня большим банком данных о себе. Дружба прекрасна. Измена в ней тоже часто случается. Всё ужасное и всё прекрасное рядом. Саша живёт у Лесотехнической академии, где сосны, ивы, пруды и соловьи... Мы ходим туда гулять или писать этюды. Этюды не идут. Но я успеваю заметить, что Саша рисует довольно лихо, что у него есть манера. У меня, я знаю, нет. Саша ходил в кружок к како-му-то дельному и вольнодумному ху­ дожнику. Учитель пользуется авторитетом. Зовут его почему-то «Грек». Это уже в прошлом. Теперь Саша в СХШ и от кружковства остался маленький друг Лёня Амчиславский. (Леня мал ростом). У того Грек на устах всё время. Мы ходим к Лёне, чтобы говорить о Тинторетто и другом греке - Эль Греко, и чтобы писать друг друга по очереди под ... или Эль Греко, или девяностолетнего Тициана (времен «Святого Себастьяна»), За окном Лесной проспект в ажурной зелени весны. В парке пахнет смолой, сырой землёй. Под ногами - изящ­ ные звёздочки первых цветов под названием ветреницы. Крап весны. Как на картинах Боттичелли. 84