Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

НЕ СЛЫШНО ШУМА ГОРОДСКОГО.., Не слышно шума городского. На Невской башне тишина... Это потому такое название, что семья моя жила тогда в доме, над которым возвышалась «Невская башня» (здание бывшей Городской думы). И действительно, «не слышно», т.к. это был полуподвал в некотором удалении от Невского. За стеной ревели станки слесарной мастерской - этот рев никакого «городского шума» просто не пропускал. В тридцатишестиметровой комнате проживало шесть человек: кроме родителей и двух сыновей, еще две ку­ зины из области, обучающиеся в городе. Тридцать шесть делим на шесть... По советским нормам мы обеспечены. Сортир, естественно, общий со слесарями и их учениками. Кухни, естественно, нет. Но есть керосинка за дверью в комнату, по счастью, снаружи. Примуса мама, вполне оправданно, боялась. Все это наше жилищное благоустройство произвел техникум, в котором отец преподавал технологию приго­ товления пищи. (Так что керосинка очень даже «причем»...) Из окна были видны прохожие, но больше всего их ноги. Нашей постоянной ежедневной гостьей была соседка, дочь двух убогих и симпатичных супругов, поздняя, удавшаяся телом, но страдающая легкой, и все же отчетливой, дебильностью. Она приходила в коротком, плохо застегнутом халатике на голое тело, наваливалась животом и грудью на наш стол и в таком состоянии пребывала часами. Плоть ее была совершенно качественной и несколько избыточной. Притом, что мы с братом находились в со­ стоянии мучительного полового созревания, она даже представляла некоторый противоречивый соблазн. Это была, так сказать, иллюстрация существующего в божьем мире соединения мощи плоти с немощью духа. Во всяком случае, к научной радости пытливого и проницательного господина Фрейда, она иногда проникала в наши жаркие сны... С этой наядой говорить было не нужно, хотя какие-то простые разговоры с ней были возможны. Просто это тело, в своих текучих неосознанных передвижениях, находило некую, почему-то приятную для него, нишу. И этой нишей был наш обеденный и единственный стол. Звуковой комфорт обеспечивали ему наши разговоры между со- Другой почти ежедневной гостьей была тетя Нюша, простонародная мамина родственница из села Рыбацкого под Ленинградом, где и родилась моя мама. В село возил трамвай, и мы были легко досягаемы. Тетя Нюша везла будничные новости оттуда, как бы вос­ станавливая мамину родовую пуповину, которую ее хлопотливая семейная жизнь давно перекусила. Она сидела за тем же уникальным столом часами, часто соседствуя с пышным телом в халатике, вязала и журчала свои бесконеч­ ные новости из «рыбацкой» жизни. Ее никто не слушал. Думаю, однако, что ее рассказы послужили бы бесценным рабочим материалом для пи­ сателей типа Успенского и Ремизова. Мама крутилась «по хозяйству». (Бедная мама!) А мы старуху плохо переносили за ее настырные гостеванья и скобарское произношение. После каждой фразы она громко чмокала и приговаривала: «Вота!» Наш городской снобизм не желал с этим мириться. Но мирился... Вся наша семья была всегда беззащитна перед злоупотреблениями нашим временем и территорией. Кого- либо прогнать даже в самой мягкой форме - мы были не способны. «А ён-то, Пантя-то, опохмяливши, шасть в куридор-та... А баб-та Мань корюшку, утрась, шелудила... Тык ён-та Пантя, с хмелу-та, покандыбал-ать... да, осклизши, балдой-то, хрясть - о сундучище... Вота!» - рокотала тетя Нюша ровным бесцветным голосом, не поднимая глаз от вязания и нисколько не рассчитывая на внимание слушателей. Не слушала ее и не смотрела на нее и наша развесистая наяда. Больше всего ее красивые и придурковатые глаза следовали за братьями. По здравому размышлению, я полагаю, что это, уже зрелое двадцатипятилетнее тело, смутно угадывало, что мы, подрастающие самцы, имеем какое-то отношение к его томлению и возможному разре­ шению этого томления. Так много уделяю внимания этим двум персонажам, потому что это тот фон, тот «антураж», с которого начи­ нает камера оператора, подготавливая зрителя к появлению героев и развертыванию вереницы событий. Это —наш пейзаж. Наш «статус кво» —нечто неизменное, обрамляющее все, что происходило в этой многолюдной комнате. ...А комната была часто набита моими приятелями из художественной школы. Проходной двор. Понятно, центр, Невский проспект. Филармония рядом. А мы все были меломанами. Дело доходило до того, что мы подделы­ вали билеты на дефицитные концерты —художники, все-таки... А когда не удавалось, раздевались и бежали на второе отделение, затесываясь в толпу курильщиков в вестибюле (тогда еще не догадались выдавать курильщикам входных жетонов). 71