Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Я сегодня особенно наряден. На мне первый в жизни костюм - плод маминой суровой экономии, рыцарские доспехи для моей Тамары. Колька Гринев и Сарделька в обычном дворовом затрапезе. Но они развязны, а я скромен и скучен. Они толка­ ют девочек и дергают за косички. Их веселая пошлость недостижима для меня. У них - преимущества равнодушия, у меня - неприглядная одеревенелость влюбленности... Но Тамара оказывает мне знаки внимания. Настроение у меня довольно праздничное. Этот чудесный костюм опять же... Уже целую неделю на дровяном сарае красуется мелом писанное: «Коля + Тамара = любовь»... Эта формула ободряет меня, греет сердце. «Она в тебя втюрилась, не теряйся!» - говорит Сарделька. Неужели, правда? Неужели она... Додумывать все это невозможно - кружится голова. Она держится рядом со мной. Это нетрудно заметить. Вот мы и отстали. Остальные уже перепрыгнули широ­ кую глинистую канаву и идут впереди. Я оставляю Тамару и иду в направлении другого берега, где растут прелестные болотные цветы, этакая мете­ лочка нежно сиреневых мелких цветочков. От любви я плохо соображаю. В этом месте канава шире, и другой берег гораздо круче. Но я иду. Иду за цве­ тами. Пусть смеются. Пусть. Нога начинает погружаться в болотную почву. Ничего не остается, как прыгать. Прыжок ослаблен увязанием, и я поскальзываюсь на глине другого берега и лечу назад в канаву ничком. Я погружаюсь целиком в ржавую жижу... Мне нет спасения! То есть, мне не надо его... Лучше умереть, утонуть, исчезнуть. Я, однако, выбираюсь в эту невыносимо несчастную жизнь. На зеленый берег, в осмеяние, в хохот. Глиняный ры­ царь. С ног до головы в вонючей жиже, опозоренный, в оскверненном новом костюме, первом в моей жизни костюме. Гомерический хохот. Тамара тоже виновато смеется. Гринев, а не я, помогает ей перепрыгнуть канаву. Все пропало, я бегу назад. Я уже не прячу слезы и свое отчаянье. Смоленское кладбище! Прими меня! Я не умею жить. У меня это не получается. Все пропало! ВТОРИЧНЫЕ ПОЛОВЫЕ И БАРОН ФЕТИНГОФ Летом 52 года мы поехали с Борей в деревню Большой Брод, под Лугой. Нас повезла туда Татьяна Владими­ ровна. Я был взят в качестве Бориного компаньона. Там было чудесно. И я был счастлив. Дружбой. Сиянием лета. Зеркальностью озера. Блаженством писания этюдов... Я отдыхал от несчастной любви. Перед другой, еще более несчастной. Там было красиво. Берега озера изрезаны мысами и бухточками. В самом узком месте озера была устроена плотина. Вероятно, в связи с ее деятельностью по берегам торчали затопленные деревья, усиливая живописность ландшафта. По узким, ножевидным полуостровам, тянулись помещичьи аллеи. Одна из них упиралась в стоящую на холме усадьбу. Все эволюции деревенского лета проходили перед нашими глазами. Мы дожили и до желтых хлебов, на кото­ рые спускались розовые вечера, озвученные соломенным шелестом и пением июльских птиц. Быки, свиньи, овцы, лошади были в нашем рисовальном распоряжении. Сторонясь грозного быка с дурной репутацией, мы проникали в тенистый пахучий коровник и рисовали коров. Мы совершенно невинно дружили с соседками, студентками какого-то техникума, играли вечерами с ними в карты. Девицы ожидали от нас более резвого поведения, но мы вели себя индифферентно и делали вид, что все в порядке и мы так, по-соседски, время коротаем. ...Загораем на солнцепеке, за озером. Борькина - Люся, моя - Мила, обе - Людмилы. Борькина - спортивная, повыше ростом, без грудей. Моя - с грудями, пониже. Так уж мы полюбовно распределились. Черники набрали, полеживаем, едим. Говорить особенно не о чем. Но чего ни скажи - девчонки хохочут и хихикают. Особенно «моя». И стреляет большими красивыми глазами. Во мне - волнение и страх. Хочу и боюсь, и не могу ничего с этим поделать. Мы подвергаемся испытанию, пробе. Мила даже бюстгальтер сняла, лежит ничком. Но иногда приподнимается... Сердце от этого замирает... Возраст такой - 15 лет. Девушкам - хоть бы что. Они готовенькие. Они нас на пару лет старше. Они, может, дачное лето свое отвели на это дело. А нам страшно. Мы даже когда остаемся вдвоем, стараемся не говорить про это. Борька, правда, иногда начинает хорохориться, храбриться. Призывает действовать решительно. Я-то знаю, что он тоже девственник. Он только корчит передо мной прожженного... 51