Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

на четвереньках. Первого мученика выбирают по жребию. О, несчастный жребий! Дети-садисты могут поставить страдальца перед лужей, и он летит в нее, неминуемо, от могучего удара задницы штрафника. Все эти игры повергали меня в ужас. Мне не везло. Особенно загоняли меня «чижиком». Проклятый «чижик»! Это такая деревяшка. По ней бьют, и она летит черт те куда. За ней надо прыгать на одной ноге. Иногда очень трудно и далеко, за какие-нибудь поленницы и заборы. За касание земли другой ногой полагалась кара. Особенно страшно пострадал я от игры «в левый карман» (может быть, и правый). Этот «карман» (черт бы его побрал!) - это когда спорят о чем-нибудь, а проспоривший выворачивает и отдает победителю содержимое своего кармана. «Левый карман» - орут тебе внезапно - и ты лишаешься денег, любимого стеклянного шарика, перочинного ножика, недоеденного пряника. Мало ли чего еще... ...Вот мне грозит страшная конфискация, отягощенная неизбежным позором, - «левый карман»! Я опускаю в него руку и холодею! Там - письмо к любимой девочке, длинное, нежное, страстное... ...«Гарун бежал быстрее лани»... Почуявший фантастический барыш восклицатель тоже был стремителен. О Боже! Бок! Сердце! Дыхание сгорело. Но вот я защелкиваю французский замок перед летящим стрелой носом конфискатора. Честь дамы спасена. А дыхание... - оно восстановится. В школе тоже не было и тени намека на благопристойность. Утро, помню, не раз начиналось с игривого «понарошного» кастрирования бедного маленького Фишмана. Его водружали на стол по велению паханов класса и энергично снимали штаны... Главный пахан помахивал над ним ножичком. Входивший в класс учитель прерывал операцию. Фишман соскакивал и бежал на место, подтя­ гивая штаны. Операция была фарсом, превращалась в ритуал, и жертва после 2-3 сеансов вела себя послушно и даже игриво. Манипуляции с половыми органами было излюбленным занятием класса. Некто Прокофьев, «переросток», мол­ чаливый и достаточно мирный, по заказу зрителей демонстрировал свои великие габариты, спокойно и горделиво. Благообразный Семенов любил, повернувшись к классу, бегло, но показательно, мастурбировать, перед са­ мым приходом учителя (между звонком и приходом учителя). Блиц-спектакль должен был производить впечатление именно своей рискованной несвоевременностью. Сексуальная тема густо наполняла воздух класса. Паханы-просветители любили во время несостоявшихся уроков усаживаться на учительский стол и проводить что-то вроде лекций, с похабными рассказами, сказочками и частушками. Это были своего рода сказители-фольклористы. Школьный фольклор был сказочно богат, ветвист, многообра­ зен. Что-то дотягивалось к нам из давних гимназических времен. Одна поэтическая новелла заканчивалась так: «...Погиб поручик от дамских штучек, и без штанов, и без штиблет...» Воинское звание указывает на древность текста. Новелла эта обладала, помню, какой-то виртуозной скорого­ воркой, служившей припевом, получилось что-то вроде: «перевертоц, тоц, ец, шишка-спец и об-ца-ца...» Поэма «О Садко - богатом госте» сделана была мастерски, динамично, красочно необыкновенно. Какие-то роскошные отрыжки пушкинско-барковской мощи были в ней. Персонажи монументальны и велеречивы. Имела хождение подборка четверостиший под названием «Зоосад». Это нечто наподобие «Азбуки» Маршака. В ней царила атмосфера разудалого разврата. «Тут и утка-проститутка навалилась на ежа...» Дальше не помню точно. Помню лишь, что утка делала свое дело «не спеша». В рифму. Про царя зверей, -употребляя эвфемизмы: «...И сказал, прищурив глаз: «На фиг нищих, Бог подаст!» Частушки заимствовались из народной кладовой: «По деревне шла и пела баба здоровенная. ... за угол задела - заревела бедная». «Девки спорили на даче - У кого ... лохмаче. Оказалася лохмаче У самой хозяйки дачи». 48