Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

До «дела» еще час, и пока не страшно. Наташку отправляем спать и наказываем смотреть на часы, чтобы не опоздать. Про «дело» мы ей не говорим - конспирация. Мы идем по глухому месту, в обход, мимо дачи Шостаковича, по лесной тропинке. Это - чтоб никто нас не встретил. Над головой, сквозь кроны сосен, «едут» над нами всем скопом звезды, вечные соглядатаи. На веранде горит абажур, и кто-то выходит вдруг, бросая на нас луч света. Мы декоративно шарахаемся в лес - играть, так уж играть... У забора делается страшно. Вдруг собаки учуют. Впрочем, собак, наверное, н е т -л а я никогда не слышно. Там, видать, другая система охраны. У забора болотисто, и ноги уже мокрые. Забор сделан плотно, со шпунтовым стыком досок, - ничего не видно. Свет установленных через определенные промежутки ламп принимают на себя ночные сосны, самих ламп не видно. Нет даже дырок от обычно вываливающихся от старости сучков. Да если и можно было бы заглянуть - нам этого мало. Нами движут протест, воля к скандалу, к посягательству... Какого черта забор в четыре метра, колючая прово­ лока, тайна, обособление! «Слуга народа» называется... Мы еще не знаем о жутком устройстве советской государственной машины. Но что-то чувствуем. Намеки, обмолвки старших, их настороженность, молчание поселяют смутные догадки. О великом терроре не говорят. Его претерпевают молча. Ходят темные слухи, что хозяина дачи уже расстреляли. До него был Андреенко (Андреев?). Его - тоже. Шепоты. Пугливые слухи. Мы растем при таких отношениях власти и народа. Мы ничего толком не знаем. Но с нами книги, а в них - романтики, флибустьеры, беглецы, непокорные... Мы играем. Боря - большой игрун. Его азарты передаются и мне. Дружба - смесь единодушия и подчинения. ...Ха! Доска в одном месте слегка отстает. Боковой свет сочится в щель. Не нужно и гвоздодера. Боб просунул пальцы, - рывок, - и, с адским скрипом на всю вселенную, доска отходит, освобождая светлый проем сантиметров в двадцать. Нам хочется убежать сразу, но мы заглядываем в проем. Видим пограничную песочную дорожку, лампу и бегущего к нам «вертухая»... ...Мы несемся во всю силу страха и азарта. Бежим на дорогу, по дороге, потом ныряем в черный проем леса между двух дач и, наконец, споткнувшись, падаем, один за другим, и замолкаем, тяжело дыша. Дыхание сгорело. Легкие работают, как кузнечные меха. «Ну - сила, Кока, жуть!» - говорит, наконец, драматическим шепотом главный взломщик. Обычно он идиот­ ски гогочет при всяких дурных внезапностях. Упал с дерева - гогот. Свалился на вираже с велосипеда - тоже. А тут - жутко от прикосновения к чудовищной машине власти. ...Звездное небо над комаровским бором, как крыша над домом. Из моря уже поднялся Орион, час поздний. Тепло, сыро. - Кока, пошли «на круг», к Наташке. - Не придет, думаю. - Не придет, - завтра хвост накрутим. - Выстрелить ведь мог охранник. Ты все-таки, Боб, балда. На хрена нам эта диверсия, что мы там увидели!? Дачу Маннергейма? - Брось, Кока, все равно приятно. Эта история осталась почему-то без последствий. Остается лишь гадать почему. Наверное, правительственный замок был тогда пуст. На большой клумбе, в иван-чаях и ночных фиалках, мы блаженно растянулись. Сердце все еще бьется учащен­ но. Аромат фиалок заливает наши головы. Показываю Бобу созвездия: «Кассиопея - в виде буквы «М»... Но все куда-то плывет, одурманенное приторным запахом. Плывет вся моя жизнь - каникулы, со-сны. Наташка с гвоздичками на зубах... Тандем дружбы едет по кругу... Вертухаи бегут по кругу, несут фиалки... Вздыхает за темным лесом залив... Я последний раз окликаю уже спящего друга. И сам засыпаю счастливым сном. На нас, как конфетти, сыплются спелые звезды 1951 года. - Эй, проснитесь, - говорит Кассиопея голосом нашей подруги, - я принесла черники, семечек, два пирожка. Мы сонные. А Наташка свежая, взволнованная своей романтической вылазкой. Милая. Теплая. Села рядом, и я бедром чувствую ее задик. Это волнует и быстро пробуждает меня. Проснулся и Боб. Пихает в рот чернику и пирожок. Жует, рассказыва­ ет взахлеб о «деле». А договаривались ведь молчать. Врет. Красуется. А я таю от любви к Наташке, и звезды падают на наши юные головы. 45