Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.
Я тушевал гипсовый лист аканта и не мог никак разобраться, что мне милее —смоляные косички «Гали черной» или ангельские локоны «Гали белой». Они были моими согруппницами. Теперь я другой, я умней, значительней.. .У меня друг. И какой! Теперь все это в прошлом - и акант, и чучело селезня на фанерной подставке, и сумятица чувств к двум Галям. Я уже больше не ходил туда... Ностальгический эркер скрывался, вырастал бронзированный Ленин, у райкома на 16-й линии. Потом, угловой дом на 20-й, где жила маленькая мужественная Дина Григорьевна Шпринцын, храбрая, как полевая санитарка, учительница, изнемогавшая в бессильной борьбе с махровыми хулиганами из 7 «б». И далее - линии, линии, то есть улицы, на месте засыпанных меньшиковских каналов. Большой проспект, во всю свою липово-тополевую длину, разделял меня и Борю Власова. ...Я жил в деревянном доме, загримированном под каменный. Дом был старый и уже давно кренился набок. Пол в комнатах был наклонный, совсем дурной - бильярдный шарик скатывался в угол комнаты. Полы скрипели и зияли щелями. Обои плохо сидели на корявых стенах, трескались, привечая в пазухах деловитых, живучих пауков. Окно тоже сидело косо и слегка валилось верхним краем в сторону улицы. Единственный подъезд, под двухмарше вой лестничной клеткой, служил проходной для фабрики-кухни. Фабрика эта, выстроенная в самом решительном бетонном конструктивизме, была велика и знаменита. Вме щала в себя огромную столовую - этакий «четвертак» из романа Олеши. Но чуден был сквер напротив дома, через улицу (Большой пр.). Он тянулся к другому, уже совсем великому монстру конструктивизма, гигантскому Дворцу им. Кирова, который величественно царит над асфальтовым разма хом площади. Всё, как на младосоветских светозарных проектах. Сквер был хорош. В нем в качестве остатков прошлой роскоши бедовал котлован пруда, ныне уже замшелый и заросший. Его увлажняли дожди, и в нем пели лягушки, вполне голосистые концертные лягушки. В дополнение ко всем древесным богатствам в сквере была маленькая земляная горка с персональной плаку чей ивой. Зимой с нее каталась на санках мелюзга. Ивы плакали повсеместно, осеняя видавшие виды скамейки (впоследствии ивы умерли и исчезли). На скамейках жировали хулиганы, картежники - всякая городская сволочь. Влюбленным они доставались редко. Страшно было в дремучем сквере, опасно, неспокойно. Особенно летом. Зима несколько обезвреживала эту садово-парковую территорию. Дело доходило до невинного, краснощекого мелковозрастного катания с ивовой гор ки. Осенью и зимой «храм культуры» призывно сквозил за деревьями сквера и короткой, поросшей тополями улицы. А летом за нашим окном было тропически зелено и безвидно. ...Ах, все это было так красиво и пронзительно. В летних сумерках штриховали воздух летучие мыши. Они носились над нашими безумными футболами, длящимися до темноты, когда уже мяча не видно, а остановиться еще невозможно. Наши дворовые девочки сидели на зрительских скамейках и провинциально лузгали семечки. Они виз жали под ударами вконец одуревшего мяча. Так и стоят в ушах ни с чем не сравнимые звуки барабанных ударов по мячу, а в глазах - мышиные прочерки по утомленному, поблекшему небу... В сквере был еще низкорослый баракообразный дом, единственный и непонятный. И в нем проживало мно годетное бедняцкое семейство. Может быть, семья садовника? Дворника? И дети, и родители имели особые черепа, со смещенными назад приплюснутыми лобными костями и каким-то особым разрезом выпученных глаз - девочки, мальчики - мал мала меньше, странные и все одинаковые, как китайцы. Тут, у вислоивового сквера, напротив нашего дома, проводы заканчивались. Боб садился в троллейбус и ехал домой. ОТРОЧЕСТВО ВДВОЕМ В 1948 году я познакомился с закадычным другом моего позднего детства - Борисом Власовым. Это было в поселке Комарово, под Ленинградом. Моя семья связана двоюродным родством с академиком Сергеем Андреевичем Козиным, дядей моего отца. «Добрый» Сталин подарил ленинградской Академии наук 48 стандартных домов, закупленных у финнов. Дома были собраны и образовали на краю сельги тянущийся вдоль залива однообразный поселок. Это отвоеванное все у тех же финнов место называлось Келломяки («Часовенная гора»). Участки большие, в гектар. К большой двух этажной даче прилагался маленький домик для сторожа и шофера. Ни того, ни другого у Сергея Андреевича не было, не было у него и своих детей. Но имелись бедные родственники и старинные знакомые. Сторожку с гаражом академик отдал под дачу нам, Ковалевым. Домик состоял из двух одинаковых комнат с общей прихожей, а другую половину дома занимал гараж с цементным полом. Там сваливалось неуместное в ком натах: лопаты, лейки, тазы, велосипеды. Тут же стояли топчан и раскладушка. На них поселялись наши приятели и приезжие родственники. Мы танцевали в гараже неугодные режиму танцы и слушали записанных на рентгеновских снимках Вертинского и Лещенко. С этих же самоделок из призрачных грудин и ребер незаконно хрипел совсем уже заокеанский Армстронг. Но это все потом. 43
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz