Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Крупный блондин с пшеничного цвета растительностью на лице (а 1а Скрябин) и большими выразительными глазами. Внешность настолько яркая и породистая, что отсылала воображение в девятнадцатый век. Солидный дипло­ мат, знаменитый адвокат. Может быть, и пианист, но времен «Могучей кучки»... Он притягивал к своей персоне в ее разных жизненных позах. Одни тянулись к Ореусу за пианино, другие - к Ореусу, любителю рыбалки; к сноровистому автолюбителю Ореусу тоже прибивались какие-то его приятели. (Иро­ ния судьбы - «и встретишь ты смерть от коня своего»...) Меня с ним познакомили поклонники его игры Вольт Юлкин и Сергей Малахов. Первый - меломан и тоже очень разносторонний человек, второй - профессионал музыкального дела, композитор и музыкальный редактор радио. (Его рыболовство и автолюбительство ко мне никак не относится). Жена Сергея, Ольга, тоже пианистка, и тоже работала в музучилище. К этой музыкантской компании я прича­ лил не случайно. Музыка - моя любовь, я всю жизнь собирал пластинки. (В очерке «Тени великих художников» об этом немало слов). Сергей открыл мне позднего Скрябина, которого мы, я и мои друзья-меломаны, как-то сторонились. В этот мир нужен, в самом деле, пристрастный и талантливый проводник. Мне запомнились четыре экскурса в эту заповедную сторону перстами Ореуса: сольный концерт в малом зале ММУ, пара музыкальных вечеров, произведенных у него дома, на Самойловой, и замечательный концерт в Москве, в одном из классов Московской консерватории. В эту же пору я купил четыре коробки с записями Софроницкого. Ореуса признал музей Скрябина в Москве, его приглашали на скрябинские ежегодные концерты. Была дого­ воренность о записи пластинки. Роковое происшествие в гараже лишило нас и этого подарка... Сильно помятое слово «духовность» имеет прямое отношение к портрету этого молодого человека, совершен­ но, впрочем, полнокровного - красавца, любимца женщин и их любителя, умельца наслаждаться многими возмож­ ностями жизни. Интеллектуальные его возможности, без которых немыслимы тонкие интерпретации Скрябина, проявлялись и в его чтении. Он интересовался восточной философией, его очень впечатлил Кришна-Мурти, с которым я его поз­ накомил с помощью убогого экземпляра на машинке, которым я располагал. Студенты училища и его коллеги по работе любили его. А то и влюблялись... Ольга ревновала его, семейная жизнь Ореусов, насколько я могу судить, была довольно нервной и сейсмичес­ ки напряженной. Я об этом мало что знаю. Но слухи, эти неугомонные СМИ (слова такого тогда не было), вокруг этой темы кружились... Можно себе легко представить, что такой плейбой без дамского внимания и покушений не оставался. Мне, дилетанту-любителю, трудно верить, я понимаю, но Сережина игра завораживала и казалась надмате- риальной. В ней как-то отразились надмирные стремления Скрябина, его переход из молекулярной зоны в области волновой энергии, к музыкальной светописи. Этот прорыв, совершенный зятем Александра Николаевича, Владимиром Софроницким, повторил мурманс­ кий пианист Сергей Ореус. Музыкальная чувствительность высокой пробы снабдила Сергея страстью коллекционера. Он собрал солид­ ную коллекцию пластинок и записей. Его коллекционерской слабостью - а вернее, силой - был оперный вокал. Сер­ гей радушно угощал своими экспонатами. Великими голосами он сам наслаждался экстатически. Ореус умел говорить о музыке. Свои «скрябинские показы» он сопровождал интересными лекциями. Я знаю, что им были записаны мысли о музыке его кумира. (Где они, мне неизвестно). Мы были знакомы лет пять-шесть. Моя жена тоже очень его любила. В нас, вернувшихся после летней отлуч­ ки, известие о его дикой смерти вошло, как нож в сердце. Боль была физическая и неугомонная. ...Прошли годы. Боль утихла, превратившись в великое сожаление и досаду. Мне кажется, поживи он по­ дольше, сделай пластинки, доберись до великих концертных площадок - а он добрался бы! - имя его сделало бы Мурманск известней и славней. Я долго носился с идеей устроить большой концерт в память о нем, в пику его раннему исчезновению. Но Сер­ гей Малахов, друг Ореуса и организатор записей его игры, исчез из Мурманска и умер где-то, кажется, в Тамбове. На радио этих записей не оказалось. В отсутствие Малахова, который знал цену музыканту, пленки размаг­ нитили. Кое-что было у Вольта Юлкина и пианиста Александра Кондратьева, но мне не удалось собрать нас всех вместе и раскачать. И вся эта история, ее местное мурманское протекание и большой провиденциальный смысл ее - повод для самых горестных обобщений. Увы, и рукописи, и партитуры горят! 432