Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

История второй и последней женитьбы Александра Сколозубова романтична. Путь к ней был не прост и для него, и для его возлюбленной. Но попадание оказалось точным и высококачественным - семейное единство и друж­ ба оказались прочными и долговечными. Кроме того, в Сашиной бездетной жизни появился готовый сын Рома (от первого брака жены). Появился и пес. И воцарился хороший душевный порядок в жизни этих соединенный судьбой персонажей. Белла Сегаль спасала Сашу... От чего? Да от многого из того, что подстерегает нас, людей нетвердого характе­ ра. А однажды настал горький час, когда она просто спасла его от смерти, долго и тяжело возвращала к нормальной жизни. Саша заболел серьезно, тяжело, жизнеопасно. Выходила, вылечила. Вытерпела такую великую страду! И самое удивительное и показательное - это то, что они, эта талантливая художница и Саша, стали настоящими соратниками в искусстве и часто работали дуэтом (как Ильф и Петров, как Трауготы). Особенно, когда делали заказную работу. Будучи воспитанником власовско-шишмаревского дома («Академия в Соловьевском»), Сколозубов проявил в своем станковом и книжном рисовании большую душевную грацию и погруженность в живую стихию жизни. Его художнический отклик на реалии жизни в чем-то тоньше и сложнее власовского. У Саши больше жанра, больше почти писательской отзывчивости и добродушия, т.е. того, что отличало его и в повседневной жизни. Саша, работая в той же системе ценностей, подпитывался тем, что имел за душой, тем, что представлял со­ бой как зритель и соучастник этой жизни. Все это делалось во всеоружии рисовального мастерства, которое он всю жизнь активно накапливал. Это его отстраненное и в то же время сочувственное, «чеховско-диккенсовское» отноше­ ний к жизни - одно из достоинств творчества Сколозубова. Оно составляет его поэтику. В отличие от художников, которые делают упор на формотворчество, и чья манера меняется из-за потребности в новизне, Сколозубов сосредотачивает внимание на приспособлении рисования к особенностям своего взгляда. В силу этого он консервативен. Ведь первый путь требует динамики поиска, второй - мудрой скромности и внимания. Это не исключает артистизма. Его в работах художника сколько угодно. Я хочу уточнить, почему я рассматриваю работу Сколозубова в сравнительной связи с работой другого худож­ ника. Во-первых, Саша, конечно же, испытал большое влияние своего друга. Кроме того, мы вообще шли «скопом», работали в определенной традиции. В этом была наша сила и наша слабость. Среди нас не было первооткрывателей. Не был им по большому счету и Борис Власов. Особенности возникали на почве темперамента и угла зрения. А тем­ пераменты хороши всякие, разные, если удастся быть искренним, верным самому себе. Например, Юрий Шабанов, тоже зарядившийся из нашего общего лебедевско-горяевского источника, выявил себя особенно интересно в отрыве от него - неожиданных и прекрасных шабановских акварелях. Это, мне кажется, выглядит именно отрывом, сбросом. (Обычно он рисовал не так). И обрел тем самым сугубую самостоятельность. У Саши эта самостоятельность рассеяна в его плавном движении и верности себе. Возможно, она бы стала и взрывной, если бы судьба сохранила ему здоровье и жизнь... Человеку, способному вглядеться в различные преломления описываемой мной традиции, откроется в работах Александра Сколозубова много ценного и обаятельного. Сашина «верность натуре» в чем-то останавливала его ху­ дожническую инициативу, но она же порождала ценности и нюансы его рисования, его особый лиризм. Замечательно это проявилось в его книжной графике. В наше разорванное время весь пласт, в котором он существовал, ушел в прошлое. И теперь мало охотников углубляться в те пластические тонкости, в те способы употребления линии, цвета, его качества и композиции, с ко­ торыми работают художники реалистического направления. Если эти элементы не образуют чего-то авангардного, новенького, они прочитываются небрежно, усваиваются плохо. Но это уже вопрос зрительской культуры. (Кстати сказать, очень важный вопрос!) Саша в высокой степени обладал элементами формы. Он употреблял их по своему делу. По делу художника, тяготеющего к рисованию человеческих фигур в разных ситуациях жизни. В этом смысле его вполне можно назвать жанровым художником. Ему свойственна некая описательность. Но это описательность не социальная, а, если так можно сказать, пластическая. Ситуация жизни - повод для арабески, для композирования. Но она (и это замечатель­ но и характерно для Сколозубова) не выхолощена, не сведена к формальным моментам. То есть, она не «обесчело­ вечена». Оказывается, такое и возможно, и интересно. Поэтому сколозубовские рисовальные, этюдные, эстампные сюиты существуют в ряду, обозначенном, скажем, Гаварни, Домье, Федотовым, Лебедевым. Они жанровы по со­ держанию и в то же время принадлежат к пластической линии в искусстве. Они имеют познавательную ценность, они как бы говорят: «Вот так было. Так сидели в наших электричках, так развлекались, так ловили рыбу и ездили на велосипедах. Это наша жизнь». Когда-нибудь, когда к людям вернется тихое внимание, интерес к своему пути, работы художника станут цен­ ными свидетельствами живой жизни и образцом серьезного и достойного поведения в искусстве. 428