Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

О ЮРИИ ВАСНЕЦОВЕ Откуда взялся Васнецов, его искусство? Казалось бы, ответ прост - из русского народного искусства. Напри­ мер, из вятской игрушки. Да еще вывесочного и ярмарочного примитива. И все-гаки, это не совсем так. С Мавриной дело обстоит проще. Эта замечательная художница, при всей своей свободе определенно вписала себя в традицию городецкой росписи, от которой изначально оттолкнулась. Конечно, Васнецов народен, но, мне кажется, его легче самого поставить в ряд таких явлений, как хохлома, вятская игрушка, палех, чем вывести из какой-либо определенной традиции. Почти с таким же фирменным оттенком звучат словосочетания «васнецовская книга», «васнецовская живопись». Это самородно, самобытно как ... сам Юрий Алексеевич. Но и это далековато от истины. Ведь в Васнецове много европейской живописной культуры, по-венециански богатого колоризма, импрессионистических знаний и умений. Вспомним также, что Васнецов учился у Малевича. Верно, и это не прошло даром. Васнецов, как сметливый и рачительный хозяин, себе на уме: и всякий винтик под­ берет и сделает все по-своему, по своей собственной сметке. Вот тут и сказывается его даровая, от бога, самород- Вот и получается, что никак не удержать его в очертаниях определенной традиции - он и удовлетворяет тре­ бованиям классификации и ускользает из рук классификатора. Вспомню о том, каким я его видел и слышал. Это очень небольшое, но все же «живое» свидетельство. С гораз­ до более близкого расстояния нарисовал Юрия Алексеевича его друг Василий Адрианович Власов. Я и мои друзья были молоды, нас разделял возраст, но несколько слов с моей «молодежной» позиции я считаю возможным сказать. Впервые я увидел его на фоне комаровских каникулярных снегов. Он приехал в гости к Т.В. Шишмаревой на дачу в сопровождении двух до старомодности скромных и румяных дочек. Их звали Наташа и Лиза. Они были де­ вочками с его картинок. Картинки я уже хорошо знал и любил. Юрий Алексеевич чинно пас своих милых барышень на улицах поселка. В нашей бурной зимне-спортивной жизни они участия не принимали. Наши темпы, высоты, крутизны представлялись Юрию Алексеевичу опасными. Юрий Алексеевич заботливо выращивал своих дочерей, несколько даже перестраховываясь при этом. И в делах техники безопасности и строгостях режима был порядочным педантом (мне кажется, его жена Галина Ми­ хайловна относилась ко всему спокойней и разумней). Отлучки из дому строго регулировал Юрий Алексеевич. В назначенное время он, говорят, беспокойно шевелил дверную цепочку. Великой семейной основательностью отличался уклад этого дома. Великую основательность проявлял Юрий Алексеевич и в работе. Свои книжки он делал с большим увлече­ нием и самоконтролем. Однажды, когда показывал нам, студентам, свои оригиналы, эскизы, варианты, он пытливо расспрашивал о том, «как лучше», как бы желая окончательно удостовериться и успокоиться. В этом тучном, бегемо­ тообразном человеке, с большими, сардонически вытаращенными глазами, существовало постоянное беспокойство и страхи. Об этом я знаю из многочисленных рассказов Василия Адриановича, который, впрочем, любил «красное словцо» и безбожно преувеличивал все качественные и количественные показатели событий. Один из них передавал способом прямой речи страшное беспокойство Юрия Алексеевича по поводу позднего возвращения Лизы с нашей дружеской пирушки. Начинался он словами: «Вот уж истинно сказано, Васенька (В.А.) —«что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом»! ... и кончался: «а из ротика-то, Васенька, портвейном пахнет!» Лизе было тогда 26 лет. В другом рассказе... Стоп! Достоверность другого рассказа отрицается авторитетными источниками. Об этом я узнал уже по написании этого текста и вымарываю его из рукописи. Ах, этот шаловливый насмешник, Василий Ад­ рианович! Под утро, впрочем, все анекдоты совершенно безобидны. Мне кажется, анекдоты пишутся лишь вокруг особенных людей с неповторимым характером. Конечно, никакие анекдоты не помогут создать творческий портрет художник Васнецова. Но в то же время они говорят о его хитроумном простодушии и хитроумии, которые стали дра­ гоценными двигателями его художественного труда. Они говорят об основательности и тревожности его натуры. «Надо верить в то, что рисуешь, - говорил Юрий Алексеевич, —я порой, когда читаю, что волк зайчика съел, так чуть не плачу, жалко». Опять сочетание искренности и игры, которое есть истинный артистизм. Да, Юрий Алексеевич был человек простой и хитрый одновременно (народная черта). А еще - и это знали все - у него был большой интерес к зрелищным развлечениям. Балаган, всякие переодевания, представления с танцами были очень любезны его душе. Это пристрастие, верно, возникло еще в пору его вятского детства, и костюмиро­ ванные праздники стали, можно сказать, specialite de la maison. Для всех членов семьи имелся соответствующий реквизит. Все участвовали в домашних карнавалах. Если родители и воздерживались от этого, то девочки, эти тихие барышни, плясали самозабвенно, особенно Лиза, которая всегда веселилась со страстью. В черном трико, в цилинд­ ре, крашенная под негритянку, она была особенно эффектна. Однажды Юрий Алексеевич, глядя на все наши резвости (был Лизин день рождения), сказал: «Хорошо, ребя­ тушки, что у вас такая славная компания (и он перечислил нас поименно). У нас ведь тоже была веселая компания: 424