Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Одноглазый Донат с дальнего хутора подозрителен. Стас пускает слезу и пытается целовать мне руки. - А я, дядьколь, в Риме учился... - Знаю, Стас. Ты говорил. Здорово. - Папа меня пригласил, - нагнетает поощренный верой и одобрением Стас. - Скоро мы Вас, - погружается в икание. - Знаю, муяк, ты говорил, и правильно. Стас совершенно безобиден и русских почти любит, как почти все латгалы, но он фантазер. Это полет над собственной никчемностью. Кормление легенды. Мифотворчество. Он - Овод, освободитель. Трезвый Стас (никогда не видел! Вру, видел - на похоронах) читает газеты и вообще он неглуп и с неплохо сохранившимся десятилетним образованием. Суровый летчик-истребитель над Флоридой. Шофер-дальнобойщик: Москва - Рига - Варшава - Стамбул. (Уволили за пьянку). Ватикан, Папа... Не пошел в ксендзы, не захотел... Папа огорчился. Зарабатывает кучу денег. Черная, как рояль, «Волга» в кустах. Отец не кто-нибудь - немецкий офицер. (Вот это могло быть). Убили партизаны; найден на железнодорож­ ном полотне. Немцы платят ему, Стасу, пенсию за отца. (Стас как в воду глядел. Теперь, в новой Латвии, некоторым офи­ церам Вермахта действительно платят пенсии). Стас - политик. Он слушает голоса. - Вчера сообщали по Би-би-си, что в Прейли памятник Ленину снесли. Это я организовал. Стас врет. Буча еще только начинается. Никто еще ничего не «несет». Мы попадаем через день в Прейли - Ленин на месте. - Дядьколь, будь драуг. Давай, помоги сено возить! А, поможешь? Соглашаюсь. Назначаем уборку сена. Прихожу - ни Стаса, ни сена. Антонине («матке») тяжело. Все у них запущено. Денег нет. Первые годы Стас еще зарабатывает какие-то крохи чернорабочим в колхозе, подсобником. Но его многократно выгоняют. Примут, жалеючи. Выгонят - потеряв терпение. Примут - выгонят. Причины увольнений Стас придумывает героические. Неправедный начальник. Нелицеприятный Стас. «Я ему, суке, сказал...» Стас борется за народ, против притеснений. Он не боится никого. Его ведут в милицию. Он и там за правду. И вот они его... муяк. Но ничего, скоро он их... муяк. Он их... не боится. Стас с годами растет - жиреет от картохи и безработицы. Бедная Антонина работает за двоих. Стас, пока еще работал, приезжал из Гайлишей, где участок его колхоза, уже пьяным или подкреплялся у Антона. Подкрепление расслабляло его, и он отдыхал в бурьянах, добираясь до дома, 2-3 раза. Одну из пауз он проводил со мной за дружеской беседой. Говорил в основном он. В бурьянах оставалась и буханка хлеба, которую он тащил в авоське через плечо. Несколько раз я натыкался на его лежку и отводил гуляку домой. Если горючего не было, Стас шел домой стороной. Его мораль не позволяла вторгаться, когда попало, в нашу семью. Трезвым он был сдержан и молчалив. У трезвого Стаса была скудная и скучная одинокая жизнь, лишенная и кубинского неба, и итальянского солнца. Самогон выводил его на просторы воображения. И все же Стас по-своему удачлив, несокрушимо здоров и богоспасаем. Годами лежать в бурьянах, в дожди и заморозки! Есть у Стаса и совсем опасное занятие - рыбу ловит в озере. Это при его-то тверёзости! Сетки ставит в тине, в темное время. Рыбой иногда самогон зарабатывает. Горе горькое! Можно простудиться, увязнуть в тине, захлеб­ нуться по пьянке. Бог милостив к нему, беспутному. Господи! Что творится на поприщах сотворенной тобой жизни! Что мы сделали с ней и с собой? Пропадает жизнь голубоглазого мальчика, хорошего ученика гайлишской средней школы Станислава Антонина Судника, раба Божьего, вмешайся, Господи! 409