Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

АНТОН МЯТЕЖНЫЙ В тот же год я приехал в Латгалию один, поздней осенью, стричь кусты и собирать шиповник. «Шумела буря, гром гремел; во мраке молнии блистали...» Есть такая песня. Так и было. В десять уже стало темно. Буря трепала ясени и клены. Шум листвы, треск сучьев были так громки, словно нет ни стен, ни крыши. Пла­ мя единственной свечи мечется во все стороны. ...Адский стук. В дверь. Наверное, в дверь. Но кажется, что во весь дом. Сердце падает и стучит что есть силы. Страшно. И чтоб страшней - стеклянный стук в окно. В какое? Где? Кто? - Вот... Вот он. Страшная рожа и блеск молний. И хлест дождя по стеклам. Все как в темпераментном остросюжетном фильме. Открываю в ужасе, потеряв и осторожность, и разумение. Вваливается некто - черный, мокрый, истекающий. Глазища навылет и бутылка в черных руках. «Бу-бу-гу-гу, бурду, твою, турбу!...» - Хрипло и страшно. - Садитесь! Бряк, покачнувшейся водкой по столу и глазищами круть-круть. Жуть! И поток рокотаний из пляшущих губ... Ага! Никак по-русски? - Соседи, драуг, Янко, говорил, поселились, бубу, давай стакан, каку чашку, по соседству... Давай, самогон свой, маткин, хорош, будем! Ладно, думаю я, попал под поезд - и лежи. Сопротивление бесполезно... - Давай, до дна, нельзя угу... бу-бу... говна! - Я плохо понимаю гостя. Допиваю. Ищу еще свечу. Тащу, бушуя тенью, шпик и хлеб, почти сраженный глотком самогона. - Бу-бу, гу-гу, ду-ду... Вот так я познакомился с Антоном. Антон живет на той стороне шоссе в конце вишневой аллеи при старень­ кой маме, бабке Вере. Антон хромает и пьянствует. Он смугл, но не так черен и страшен, как в ту адскую ночь. Он даже красив и, когда не пьян, тих и деликатен. У него что-то с коленом. Он попадает иногда в больницу, где лечит ногу и отдыхает от самогона. Он иногда косит траву. Хозяйство ведут мама и сестра Альбина. Покосы не велики, стога не тучны. Но смородина хороша, и вишня изобильна. Есть и собачка. Одна - межедворка, другая - на цепи. Мы минуем Антонов хутор, когда ходим на озеро к Ромулдовой лодке. Собачка нас застенчиво облаивает, ви­ ляя хвостом. Цепной пес скулит от скованного цепью радушия. Антона мы видим редко. Он к нам не приходит, в отличие от другого алкоголика, Стаса. Антон у нас - визуаль­ ный, и этак вдалеке. Иногда он пытается приблизиться, но тогда мы от него бежим. Дело в том, что Антон, когда пьян как следует, становится мятежен и голосист. Он быстро ковыляет по полям и орет. Он кричит в небеса. Не иначе как разговор с Богом... Мы такого Антона чураемся. Заметив нас, он орет громче и, жестикулируя, бежит к нам. Обычно в этих сценах участвовали Таня и Настя. Они спасались от безумного бегством. Антон, мне кажется, совсем не помнил этих своих экстазов. Несколько раз, по праздникам и на похоронах, мы видели Антона совершенно чистого, белоснежно-коричне­ вого (рубашка и пиджак) с красивыми сливовыми глазами и доброй улыбкой. Антон вообще добр. И он не только не ругается матом, но и не пользуется им для целей украшательских, то есть в виде инкрустации в латгальский речевой поток. Что делает почти что любая достопочтенная латгальская дама. Кто-то говорил, что Антон даже книжки читает иногда. Встречали мы Антона и на остановочных скамейках, направляющегося в Прейли, непьющего, чистого, с дра­ гоценным взором и бархатными тембрами тихого голоса. Он ездил на лечебные процедуры и совсем не пил. Однажды, в наше десятимесячное отсутствие, проболев какое-то время заработанной с помощью самогона болезнью, Антон умер. Печень Антона не выдержала его экстазов. МЕЖДУ НАЯУТАМИ И ВЕВЕРИ ...А мама Антона, Вера, еще долго жила и несколько раз продавала нам вишни. Она хорошо разговаривала по- русски. У нее чистая дикция, не то, что у сына. - Ну, пойдем, - сказала она, увидев нас с полиэтиленовыми ведерками. Взяла ножовку и спилила вишневое дерево. И мы купили вишен. (Верно, аллея нуждалась в прореживании). Она расспрашивала нас о жизни. Настя ходила тетешкать цепного цербера. Вишни танцевали на ветру. Эти их жестикуляции на фоне солнечного дня стали для меня образом летнего счастья. Над вишневой аллеей в голубом кристаллическом небе парили ангелы... У старой Веры еще дочь. 407