Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

дороге не проедешь, «жигуленок» старшего сына не может пробраться к хутору А косить приходится много: кроме коровы у стариков еще конь. Конь уже не так и нужен: пахоту пришлось сократить до минимума. Да куда его денешь, коня - свой человек. Конь кормил, теперь его кормить надо. Хозяйство у семьи немалое - целое подворье. Постройки располагаются буквой «П». Дом - сарай (рига) - хлев. Красиво вокруг, просторно. Травы высокие, яблони, лупинусы. Лупинус растение экзотическое, триасовое такое. Лист по схеме пальмовой кроны, такой кружок из ради­ альных, длинных листиков и великолепное соцветие пирамидальной свечой с множеством цветков бобового типа. Интереснейшее сооружение - свеча Господу во славу дивной его инженерии... Хозяева хутора - староверы. Правильнее сказать, потомки староверов. Не пьянствуют, не сквернословят, жи­ вут по-доброму, иногда по праздникам выбираются на моления - вот и весь их старый чин. И то хорошо. Сохранить раскольничьи строгости в советское время можно лишь в сибирских урочищах, в потайной жизни. Хуторяне стареют, дорога делается все хуже. И когда я навестил их через несколько лет, они уже готовы были перебраться в город. Опустеет и этот хутор. Как-то раз, отойдя от хутора Кима всего на пятьсот метров, мы оказались в давно заброшенной, одичавшей усадьбе. Царство дремучих трав просто поглотило нас. Снизу - травы, а сверху - кроны свободно разросшихся ста­ рых яблонь. Яблони огромные и яблок немало. Набрели и на полуразрушенные фундаменты исчезнувших построек —пепелище пропавшей жизни. Каменные, красивые воротца в малине и крапиве —настоящая ферма, поместье. Глу­ хомань. Кусты одичавшей смородины. Где-то на яблоне сидит и поет соловей. Под ногами мерещатся змеи. Яблоки еще вполне съедобны. ПОСТСКРИПТУМ О ТИШЕ Кончалось лето 1980-го года. Катились дни. Солнце ежедневно перебиралось с одной стороны озера на дру­ гую. Особенно шли озеру мирные закаты с винно-красным диском в коричневато-розовом мареве, которое порой образуется на исходе жаркого влажного дня в той стороне неба, где предстоит скрыться солнцу. Хороша была и зеркальная, голубая глубина ясных безоблачных полдней. И васильковая синька прохладных, ветреных, с безответным озером, над которым бегут белые облачные клубни. И серые меланхолические пасмурности непогожих дней. Природа не доставляла мне неприятностей. Мы прожили в Тише в орловском доме месяца полтора. Сначала втроем (с крысами). Потом впятером —при­ ехали Майя Левина с дочерью. Потом вшестером —приехала Таня. Седьмой и восьмым стали Цовик и ее маленький сын Тима, так как тоже бывали у нас каждый день. Назревало большое нервное напряжение. Все тяжелее становился взор хозяйки Анастасии, с неудовольствием глядевшей на это быстрое и грозное раз­ множение дачников. Понять ее очень просто. Цовик забрала Майю к себе в дом неподалеку, где она поселилась по какой-то смутной протекции. Дом был полуобитаемым. По выходным туда приезжал на мотоцикле видный рослый мужчина вполне кинематографической внешности с длинным лицом, с русой щеткой под носом и такой же русой колючей порослью на голове. Иногда при­ возил женщину. Потом он вежливо выселил Цовик, так как привез еще несколько родственников. Цовик поселилась у самой начальственной женщины в округе, Лены Быковской. Она была бригадиром всего Гайлишского участка. Лена была удивительно толста. Огромные ляжки так крепко терлись одна о другую, что Лене было трудно ходить. Поэтому Лена часто лежала. Юмористическая Цовик рисовала нам на бумажке вид на свою хозяйку сверху, когда она лежит на своей постели в рубашке, которая в старое время называлась комбинацией. Зато у Лены все было чисто и аккуратно. И никаких крыс. И стройный черноволосый муж. Все это старое время и все эти тишинские комбинации лиц, пейзажей и событий давно прошли. Лето ушло в Лету. Мы уехали от гнева Орловой в другие места. И те места тоже канули в ту же реку Лет пятнадцать прошло. Латвия отделилась от России. И вот через много лет мы поехали из уже третьих мест с моей образовавшейся за это долгое время внучкой ку­ паться на тишинское озеро. Там были тишинские дети. Я стал их расспрашивать о людях Тиши и получил материал для этого «постскриптума». Анастасия по-прежнему учительствует. Муж ее, жестковатый, похожий на Шукшина Петр умер. Дом по-пре­ жнему не продан. Евлампия с Кимом перебрались к детям в город. Следовательно, те края совсем опустели. Плакунчик по-прежнему плачет, оплакивает то ли далекую войну, то ли погибшего на ней брата, то ли злосчас­ тье своей небогатой судьбы. Староста по религиозным делам тоже, конечно, отошел к Господу. Угасли последние очаги старой веры. 396