Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА И ПОЛЗУЧИЕ МЛАДЕНЦЫ Нашей ближайшей соседкой, если не принимать во внимание множество кладбищенских покойников, была Валентина Петровна, усеянная внуками еще не старая женщина-бабушка. Трое или даже четверо внуков были радикально подброшены родителями, детьми бабы Вали. Надеюсь, что только на лето. Один родитель (сын) искал работу и пил одновременно где-то в недальнем городке. Родительница (дочь) то ли страдала ревностью к мужу, то ли отчаяньем, и ей тоже было не до детей в своем уже дальнем городе. Поэтому на тишинском подворье бабы Вали ползали младенцы. Двое из них уже пытались встать на задние ноги и потому, были особенно опасны и тревожны. Но добродушная Валя сохраняла и покой, и доброту, и великую сообшительность. Благодаря этому последнему свойству мы узнали много интересного и поучительного о приютившей нас деревне. Валентина Петровна в ходе своих рассказов следила за эволюциями младенцев и своевременно и мастерски подправляла рискованных детенышей. И только один раз один из них был клюнут строгим, но справедливым петухом, когда ухватил за ногу жену петуха, курицу... Баба Валя щедро и размашисто, и неизвестно, по каким мотивам, «ввела нас в курс». Впрочем, я полагаю, что мотивы у нее те же, что были у Бальзака и Гоголя, когда они создавали свои «человеческие комедии» - художествен­ ные, творческие. Сама-то она думала, что это всего лишь информация. От нее мы узнали о жизни всех наших соседей. О том, что дочка соседки в опасности, так как любит шалопута и баламута Григория. Григорий пьяница «не приведи господь». И то ли вот-вот совратит ее, то ли уже это сделал. И что у самой соседки муж тоже пьяница и больной - контуженный. Что мужики все - «не приведи господь». И только два есть хороших: дед Лука, здесь неподалече, и далеко за озером старик Никодим. Лука - бригадир, и дочка Таня у него - хорошая, и на выданье. И жених вроде ничего. А заозерный старик «завместо» попа по старообрядческой части. И, само собой, чистый, не пьяный, и даже из чужой посуды не ест. Все примерно так и оказалось, как на картине бабы Вали. Такова сила ее, фигурально говоря, пера. Так что до Бальзака и Гоголя ей не так уж и далеко. Пока Валентина набрасывала свое полотно, его персонажи виднелись и мелькали окрест. Кто-то, вероятно, контуженный краснел в зеленях у озера кусочком красной рубахи. Там же скользил в светло-теневой пестроте белый платок с двумя хвостиками. Не иначе Мария мученица. Под горой кто-то шевелил веревку с бельем и одно полотня­ ное пятно внезапно убрал. Подозреваю, что это «влюбленная дура», жертва обаяния пьяницы и шалопута Гришки. Какие-то неординарные звуки доносились порой сверху с дороги на горе. Возможно, их издавал сам непутевый, будучи в хорошем песенном настроении. Пространство вокруг нас как видно кишело Валиными прототипами. А русские и, может быть, французские, или какие другие деревни, возможно, кишат не состоявшимися писа­ тельницами. Дом бабы Вали, Валентины Петровны, стоял на бугре, у дороги, и над ним до самого неба дрожали и шелес­ тели могучие осины. Бабушка Валя управлялась и с коровой. Молоко нужно было младенцам. Его было немного. И нашей молочницей стала другая женщина, соседка Валентины - Мария. ИВАН-ПЛАКУНЧИК Мария была благообразна и даже со следами минувшей красоты. У нее муж, Иван. Иван да Марья жили у са­ мого озера. Полянка перед домом завершалась береговой кромкой. Там была, что называется, «лава» - самодельный пирс в две доски на бревнах и лодка на замке, пристегнутая к лаве. У дома скамейка и цветник. На скамейке сиживал Иван, краснолицый мужчина, часто в хорошем подпитии, лет пятидесяти с лишним. Иван был несчастен. Его мучили тяжелые воспоминания о войне, о потерях друзей. Горести особенно душили его, когда он делался пьян. Они подкатывали к горлу и глазам, и Иван плакал. Где-то в Белоруссии погиб его брат. Самого его контузило взрывной волной. Ему оформили инвалидность слабой степени и платиЛи какие-то деньги. По колхозным делам Иван, кажется, числился конюхом. Но мы не разу не видели его с конями, да и коней тоже не было заметно. Миновать вечно сидящего на скамейке Ивана было трудно. Мы часто ходили купаться - жаркие были дни. «Микола, - окликал меня Иван, - подь сюды, прими маненько». Я отказывался. Но уже принявший Иван принимал. Для этого он тянулся, не покидая скамейки в заросли мальвы, где стояла бутылка с самогоном. Я придерживал его за другую руку или за рубаху. 388