Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Коровы в Латвии коричневато-рыжие, терракотового цвета. Очень удачно вправлены они в зеленый мир Лат­ вийского пейзажа. Я бы лично употребил это сочетание в национальном флаге. Но меня никто не спросил... Флаг Латвии красно-белый. Коровы вызывают опасливую нежность. Рога все-таки... Но при этом - мирный внимательный взгляд. Эти красивые глаза с пушистыми ресницами - большие, карие. Кто из животных еще так внимательно смотрит? Соче­ тание пугливости и вздорности с совершенной покорностью. И эти домашние, исходящие от них хлебно-молочные, сладковатые запахи... Обремененность преувеличенно большим пузом и болтанием тучного вымени... Вымя под­ черкнуто голое и человекообразно телесное. Оно напоминает и досадно компрометирует женскую грудь, освобождая ее от поэтической сексуальности и возводя в ранг органа кормления. ... Функция, бремя, заклятье природы. Я лично побаиваюсь и этих уютных запахов, и парного молока. Но это ведь - кому как, некоторые любят и запахи, и это телесное тепло. Духовный мир коровы неясен. Известно, что коровы кого-то любят, а кого-то близко не подпускают. Но ведь у людей наблюдается то же самое. Одна соседская корова просто бес с выменем. Она бросается на прохожих, она и хозяев не жалует. В том, что думаешь, будучи городским потребителем молока, в направлении коровьего племени, проступает некое чувство вины. Держать, обихаживать, может быть любить, чтобы сначала пить, а потом - съесть... Чувство доброе и подловатое, ведь ты делаешь то же самое, но только чужими руками. При виде такой нещадной утилизации во мне шевелятся детские мечты о коровьем бунте и лошадиной рево­ люции. А вот чтоб исключить из рациона мясо... Правда, моя семья почти не ест животных. В раннем эвакуационном детстве в псевдогороде Мариинске у хозяев дома, нас приютившего, вернее, у их коровы, появился теленок Мишка. Он стал нашим другом. Мы, дети, его гладили. Он бегал за нами, играл, как уж умел. Между нами было нечто общее, но это была щенячья близость. Он рос и взрослел быстрее нас. И к осени почти потерял свою резвость и отзывчивость. Стал серьезным, стал убегать от нас. Отчужденность всех видов земных существ огорчает меня, вернее, давно и навсегда огорчила. Впрочем, это ка­ сается и людей. Поэтому вспышки любви и взаимного притяжения так праздничны. Праздничны, потому что редки. Лошадей в Латвии намного меньше. И принадлежностью пейзажа их не назовешь. Но встречаются и лошади. Они стоят на холмах, кивая головами. И вам кажется, что они приветствуют вас. На самом деле они гоняют комаров и мух. Они стоят там и по ночам, увитые шлеями туманов. Лошади спят стоя. ДЕРЕВНЯ ТИША Карта и расспросы привели нас в деревню Тишу. Цовик жила здесь несколько лет назад и хотела, чтобы мы там поселились и ей тоже подыскали бы жилье. Она приедет. Позднее. .. .Мы вылезли из машины потные, замученные и тут же лишились спасительного автомобильного сквозняка. Жара стояла чудовищная. Брат, его жена, моя дочь Настя и щенок устроились на траве в тени сосновой опушки. А я пошел искать при­ станище. В деревне почти никого не оказалось. Одна тетушка, с двумя ползающими у ее ног младенцами, сказала, что свободных комнат в деревне нет. Разве, что у Орловых дом пустует, старый родительский дом. Орловы сейчас на кладбище. Все вообще на кладбище. Старика одного хоронят. ...Мне пришлось ждать окончания похоронного обряда в прозрачной тени невысокого бора. Распознав Орло­ ву, хозяйку пустующего дома, я тут же сговорился с ней, согласившись жить в запущенной опустелой избе с крысами и ржавыми железными кроватями. Тиша - русская старообрядческая деревня, одна из многих в Латвии. В ней даже есть маленький дом в виде церкви и белобородый старик - староста. Он устраивает читки и справляет обряды дореформенной старины. Но старик ослабел. Дело благочиния передать некому. Потомков суровых раскольников так размягчили водка, курево и разложило безверие, что многовековой религиозной крепости пришел конец. Осаждавшие ее пороки и непотребства взяли вверх. Вот в ту грустную пору мы вошли дачниками в живописно вырождающуюся деревню. Тиша кровно связана с довольно большим чудным озером, вокруг которого и раскинулась на красивых холмах и полянах. Часть деревни уселась на лысоватых бугорках, но большая часть разбрелась по перелескам и поросшим ольхой берегам. Одна часть селения называется самым немецким образом - «Шнитке». Кажется, там была усадьба курлянд­ ского немца, но я в этот вопрос не углублялся. 384