Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Ёрдис и Барбро, две немолодых шведки-художницы, приехали к нам в гости. В ходе их туристического убла­ готворения я показал им Минькино. Они его страстно полюбили и больше ничего не захотели ни смотреть, ни рисо­ вать. И немудрено: в Швеции, не в обиду ей будь сказано, все сельские дома, в основном, одинаковые, без каких-либо ухищрений декоративного искусства. Крашены они поголовно охрой красной. Углы и наличники окон белые. Что в XVI, что в XX веке... Два раза я проводил иностранок на этюды в Минькино, а потом они стали ездить туда одни. Моряки паромов их быстро усвоили и даже стали возить бесплатно. «Сюда, сюда, бабушки!» - гостеприимно кричали им палубные матросы. «Бабушки» об этом сами нам рассказали. Последний, прощальный визит в любимую деревню возглавил я. День был холодный. Предзимье, первая снежная крупа поземкой. А потом стало подмораживать с минуты на минуту. А мы уже далеко продвинулись, да и катер не скоро - в расписании перерыв. И уже не до рисования. Худож­ ницы мерзнут. Магазин закрыт, кафе в Минькино нет - погреться негде. Положение серьезное. Я принимаю решение попроситься в дом, на обогрев домашним теплом и чаем. Стесняюсь самым патриоти­ ческим образом: знаю, быг наш неказист и неаккуратен - куда против шведского! Но делать нечего. Первая попытка обернулась какой-то страшной детективной историей. Можно даже сказать, кровавой. Когда, отправившись на разведку, я начал было переговоры с женщиной, открывшей мне дверь дома, я понял, что она пьяна до потери речи. На дорожке к дому я увидел свежие пятна крови, а из дома вырывался крикливый мат. Недобрый час. Семейная драма... С бьющимся от ужаса сердцем вернулся я к моим подмороженным подопечным. И тут только заметил, что мы уже в дальнем краю Минькино и впереди образцово-показательный поселок, целый ряд благоуст­ роенных каменных коттеджей. ...Дверь мне открыл благообразный молодой мужчина с трубкой в зубах, истинный мореман. - Извините за вторжение, я тут с двумя шведками. Похолодало вдруг ужасно, они замерзли. Нельзя ли у вас посидеть обогреться? До катера еще больше часа. - Заходите, конечно. Рыбак усадил нас за красивый стол. Мы оказались в чистой, хорошо обставленной комнате. Тепло. Моряк принес никелированный кофейник с превосходным кофе, графинчик коньяка и какие-то слоеные пирожки. Шведки были очень довольны. А я был рад тому, что Родина не ударила в грязь лицом: все вокруг было не хуже, чем в Швеции. Коттедж с водопроводом, с гаражом, с лестницей на второй этаж и, похоже, с сауной. Большое, во всю стену, фотопанно изоб­ ражало березовую рощу. Шведки отнеслись к интерьеру, как к должному. Гостеприимству, однако, подивились. Деревня Минькино принесла мне много радости. Тут было красиво и зимой, и летом. Но особенно осенью. Золотой, с красными рябинами... В одном месте, на берегу, имеется бугристый мыс. Он многократно был прогулочным пристанищем моей семьи. Высокий конец его ничейный, и мы устраивали на нем пикники. У ног плескался залив. Он был прекрасно виден и в южную сторону, с панорамой Мурманска, и в северную - с романтическим поселком Мишуково, украшен­ ным симпатичным маяком и увенчанным высокой, под четыреста метров, горой. Огромный мохнатый пес с императорским именем Цезарь посещал наши обеды и получал угощение. ВАДИМ КОНЕВ И ДРУГИЕ Малого роста, с большим бледным лицом и несколько уклончивыми глазами. Сложный человек. Талантли­ вый, умелый художник. Он был художественным редактором до меня, и лучшего работника на это место в Мурманске было бы не сыскать. Он не имел, как я, специального книжного образования, но, будучи очень сообразительным и способным, хорошо усвоил специфику этого дела. Он тогда занимался линогравюрой и был в этой технике на высоте того, что тогда происходило в стране. Художник-график Конев стилистически был стопроцентным шестидесятником. Занимался он и монументаль­ ной росписью, тоже в самом современном духе и на хорошем уровне. Книжный магазин «Глобус» годами обитал в стенах, расписанных им сверху донизу. Декоративные способности сказывались н в его графике - и станковой, и книжной. 347