Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

ЛЮДНО В ГОРОДЕ ...А у меня, в моей мурманской жизни, не очень. Но человек десять город мне подарил. (А потом почти всех отнял...) На первом месте Александр Борисович Тимофеев. Вообще его «место» в городе - большое. Такой уж он был, и так уж он жил - бурно, людно, заметно. Мы с ним ровесники - с того самого кроваво памятного 37-го. Из этого болевого места истории страны вышли будущие «шестидесятники». Самые молодые из этого поколения. Мы с ним читали одни книги, начинялись в детстве одним и тем же школьным фольклором, я в Ленинграде, он - в Мурманске. Маленький, седенький, шустрый, скороговорливый, куря, входит в мой пеналообразный кабинет. - Александр. Худред? Шеф-таки отловил. Куришь? Мои получше будут, бери. Рукопись надо оформлять жи вописью. Шустрый переделывает окончания обоих существительных самым неприличным образом, словно есть в рус­ ском языке такие чередования: «сь - здь». Я отвечаю улыбкой. Ишь, какой обернут! Мы курим. А редактор Александр Борисович Тимофеев вводит меня в курс, пошучивая и балансируя между радушием и непонятным мне недоверием. Гладков красив и пригож сверх всякой меры. На кого он похож? - думаю я до сих пор. Такой аккуратный, ясновзорый, холеный. Герой-любовник? Да, ко­ нечно! Только, пожалуй, времен Бомарше. Но скорее, может быть, благополучный карьерист советской пьесы, из тех, что любой ценой... Да, цена, которую он платил за процветание вверенного ему дела, была немалая. Только вот личной корысти как-то не видно никакой. Ленинградец, сидит здесь, оторванный от семьи, работает с утра до ночи - звонит, бегает, во все вникает, палтус достает... С целью подкупа исполнителей издательских заказов. Столько лет прошло, но он так и остался для меня типом настоящего самоотверженного коммуниста, всего себя отдающего своему делу. Тоже ведь - из пьесы. Да еще самой ходульной и плакатной. Таких не бывает. Ан, ан, вот есть! Во плоти, в своей хорошенькой розовой плоти первого отличника, «гогочки», маменькиного сыночка... Тимофеев - мозговой трест издательства, речистый, резкий, насмешливый, все время цапался с ним. Само­ очевидная причина его выпадов, которые Гладков переносил с английской невозмутимостью, состояла в том, что Гладков сверх своего дела делал еще и множество не своих. В том числе тщательно читал все рукописи и бегал к Тимофееву со своими замечаниями, сомнениями и опасениями. Да, причина была в том, что этот Дон Кихот книго­ издания, несомненно, был ужасным буквоедом. Отпускаю ему этот грех за его высокое служение. Прощал его и ершистый Тимофеев. Уважение к его героическому директорствованию превышало отвращение к буквоедству. Пусть «ест», раз такой уж уродился. Ведь дело делает с полной самоотдачей. Гладков не соответствовал известной формуле: хороший начальник не тот, который все делает сам, а тот, кото­ рый умеет заставить своих подчиненных хорошо работать. Гладков этого не умел и выжимал качество своей всеох­ ватной заботливостью и неодолимой настырностью. По-русски это называется «не мытьем, так катаньем». В обкоме знали, что в дверь его выбрасывать бессмысленно - он влезет в форточку и скажет, с неколебимой ясностью уставя на секретаря свой чистый детский взор: «Дайте денег! Утвердите темплан! Прикажите типографии выпустить в первом квартале!» Et cetera, et cetera... И давали, утверждали, приказывали. Отказать - себе дороже. ...Когда я приехал в Мурманск, в издательстве еще работал в должности худреда Анатолий Слепков. Оказался он здесь следующим образом. 338