Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

- Кажется, они повезут нас сначала на Шикотан, - сказала стоящая рядом с нами женщина с обветренным красноватым лицом. Она уже давно ходила по палубе со своей дрожащей от холода беспородной собакой. Я опреде­ лил ее в геологи. Геологом она и оказалась. Она нервничала, потому что ее ожидали согласно расписанию рейсов на Кунашире такие же обветренные люди, чтобы отправиться по геологическим делам в кунаширские вулканические дебри. Я разговорился с ней, и она укрепила растущее во мне сомнение в том, что нам удастся куда-нибудь пролезть по здешним травяным и бамбуковым зарослям. Их, например, повезет к месту работы вездеход. Собака мелко дрожала. Мы тоже стали подмерзать и решили шикануть - пойти в ресторан. На островах этого соблазна, конечно, не будет. В ресторане нашего перенаселенного морского города было мало народу. Симпатичная официантка быстро принесла нам тресковую печень, кальмары с гарниром и портвейн. Им мы и запили эти дары океана. И он нас основательно согрел. Этого тепла хватило нам почти по самый Шикотан. Когда мы вернулись на палубу, в обеих стихиях, окружавших нас, появились признаки вечера: потеплел цвет неба, и посинела вода. Слухи о Шикотане подтвердились, окончательно расстроив геологиню и обрадовав полчище девушек, ехав­ ших на Шикотан работать. А нам все равно, Шикотан - так Шикотан. Он поднялся из моря самым романтическим образом, гористый, скалистый, оранжевый от повечеревшего солнца. Береговая кромка напоминала обломанный морем гребень - на месте зубцов крутые обрывы, в промежутках - зеленые распадки. Выше этой гребенки - самые что ни на есть горки, бугорки в самых японских иероглифических сосенках и елях. Недаром Япония домогается этих соседних с нею земель. ...Высадка была грандиозной и началась причудливыми маневрами береговых судов. Первый буксир покру­ тил у нашего борта плашкоутом и, окончив свой непростой танец, забрал только немногочисленный военный люд. Такая же пара плавсредств, но уже сугубо гражданская, занялась вербованными на комбинат девушками. Погранич­ ники пропускали на пирс по одной, тщательно проверяя документы. И эта процедура затянулась часа на два. Мы оставались на борту, обозревая эту грандиозную операцию. Плашкоут, набитый до отказа девицами, был полон гама, выкриков, песен. Какие-то досужие портовики стояли у бортов своих судов и оживленно рассматривали новое пос­ тупление, посыпая девушек игривыми шутками и пошлостями. Становилось все холодней и темней. Береговые скалы, пройдя все стадии вечерней иллюминации, отдавая последним багрянцем, уже обзавелись черными резкими тенями, пока не погрузились совсем в послезакатную сине­ ватую темень. Повсюду зажигались огни, лязгали какие-то железки, шипели струи вырывающегося на свободу пара. Девушки мерзли, шумели, торопили своих контролеров, пели, матерились, пробовали плясать, чтобы согреться. Мы сошли в плашкоут при загрузке последней порции работниц, попрощавшись с опаздывающей на работу геологиней и ее собачкой. Тугая девичья масса выдавила нас на пирс под досмотр. Пограничнику не понравилось, что среди доступных нам пунктов в маршрутном перечне не было «Крабозаводского». Пропустил, однако, сказав, чтоб мы отправились в погранчасть отметиться и выписать отдельный пропуск. Неужто есть гостиница? Есть. И хозяйка? Нашлась, поселила, показала туалет. На дворе - будка-скворечник, ящик с дырой, дверца со щеколдой, все как положено. Гостиница занимает половину барака. В другой, как ни в чем не бывало, живут люди. Интересно, как там на Хоккайдо? В маленькой, быстро развивающейся Японии. Пусть развиваются, нам спе­ шить некуда. Мы уже даже социализм построили, да непростой - развитой. Это они нас пусть догоняют. Очень звездное небо, очень тихий вечер, ужасно шипучий поселок. По улицам вдоль бараков тянутся трубы. Они подняты на воздух, как поезда в Берлине. Это они так звонко шипят. Они, как духовые инструменты, дают раз­ ные тоны, иногда шипение превращается в свист. Девушки разбрелись. Три-четыре стали гостями нашей гостиницы, остальные неизвестно куда делись. Я намерен бросить свой путевой дневник, которым пользуюсь для освежения памяти. Он у меня на редкость подробный и непрерывный. Первый и последний раз мне удалось такое. Чудеса! Но дневники - дело скучное и годятся лишь для научных архивов. Даже Лев Толстой, оправдывающий с по­ мощью дневника свою занудную, вполне обывательскую ревность к жене (90-е годы), скучен. Проснулся я рано и, подняв голову повыше, увидел над бараками, помойками и шипучками пейзажи из китай­ ско-японских свитков. Таня, акварелистка, любитель нежных тонов и мягких переходов, присоединилась ко мне и, я думаю, порадовалась шикотанским свиткам еще больше. 313