Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

ОБЛАВА Было поздно, и нам сказали, что в гостиницу не попасть. Мы смирились и остались на пристани с народом. Десятка два-три таких же бездомных устраивались на ночлег в деревянном кассовом зале с омертвевшими билет­ ными отверстиями в стенах. Бичи, освобожденные уголовники, всевозможные жертвы всесоюзной неустроенности, псих с гримасами на гуттаперчевом лице, несчастного вида мамаша с двумя чумазыми детьми, отзывчивый и общи­ тельный кобель в колтунах и репейных колючках. Люди с рюкзаками, узелками, потрепанными картонными чемоданами о восьми железных углах и с пустыми руками, порожние - все сгрудились в этом убогом пристанище. Устраивались на полу кто на чем, скамеек не было. Удобства одиноко представлял бак с кипяченой водой на зеленой табуретке - алюминиевая кружка на цепочке. Это патриархальное приспособление еще вековало свою отсталую жизнь по всей стране. Кое-где на смену ему пришли будки-автоматы с газированной водой - тоже чисто советская техника. Дарованные народу стаканы обыч­ но похищали уличные выпивохи, и будки нарядно светились в ночи, привлекая и разочаровывая жаждущего. Годы странствий научили меня, нажав пусковую кнопку, быстро подставлять ладони лодочкой. Если, конечно, нет своей кружки при себе. На берегу было теплее, чем на амурских просторах. Потемнело, и проступили во множестве звезды. Все уст­ раивались на ночлег на полу у противоположной входу стены. Мы тоже там расположились, вытащив из рюкзаков спальные мешки. Многолюдное дыхание согрело воздух. В нем кишели разнообразные дурные запахи. Мне не лежалось, и я пошел покурить на крыльцо. Мужик тут же стрельнул у меня сигарету и стал моменталь­ но рассказывать о каких-то своих делах. Вида он был самого бывалого и разговору самого авторитетного. На Руси очень много самоуверенных людей со своей неколебимой концепцией мира. У мужика было известное право на такую ясность мысли, так как он «сидел» и, похоже, не один раз. Это он дал понять в первой же новелле. Вообще в этих лагерных краях люди охотно сообщают о своей «сиделости». Мир делится на «зэков» и «вольняшек». «Вольняшки», как это и призвучивает в самом этом слове, слове пренебрежитель­ ного толка, страдают некоторой неполноценностью. В России, советской особенно, «сидели» всегда так много, что даже удивительно, как хватает «вольняшек», чтобы обихаживать это «сидение». Да и какие это вольняшки, какая воля при тюрьмах и лагерях! Впрочем, это во­ инство и зовется иначе - «начальники», «вертухаи», «менты» и т. д. «Во, мля, дела, - начал уголовник свою историю. - И так примебываются мусора всю дорогу, так еще сикараха в аэропорту к шефу меня - ксива ей, суке, не нравится. И этот туда же, печать не блазится, неразборчива, грит. Такую поставили, мля, грю, не я слюнил печатку. Давай билет, падла, давай. Не дает. Мля, ну мля. Тебе с этой справкой жить. Мули не проследил? Мули не улей, грю, пчел не разведешь. Отлебись. Где я тебе, начальник, новую справку возьму? А коммандер прибздел не хуже мандовохи - не дает билет, падла. Я грю, звони в зону, в мусоровку звони, они-то меня пропустили. Из Охи я, чай, не сам по воздуху... Знать не знаю. Ля-ля-ля.. .У нас авиация дальняя, доку­ мент нужен. Чапай пароходом. А пароход через три дня. Гостиница битком, да и там тоже начнут прилябываться. А тут хуже, чем в зоне, там хоть нары». Мы курили на холодке под напором звезд. В зал неохота, там душно, вонюче, да и уголовничек не умолкает никак. Истории его были мало содержательны и расползались в описание реакций самого рассказчика. Но, судя по географии рассказов, он тут, на Дальнем Востоке, бывал. Я решил использовать его всеохватность в своих личных краеведческих целях и спросил его о Шантарских островах. Мужик охотно бросил свою тему и переключился: «А на луя они тебе? Ни луя там нет... Попасть туда? Луй туда попадешь: вояки, погранцы...» Дальше «луя» тема не пошла. Впрочем, зэк сказал, как выяснилось, правильно, что попасть туда можно только вертолетом с пограничника­ ми. И действительно, луй туда попадешь. Мы и не попали. Но об этом потом. Мне стало холодно, и я ушел в вонючую темноту ночлежки. Кое-как приглядевшись, я нашел свою «нищенку- подругу» и кое-как заснул. Заснул я крепко. «Предъявите документы!» Надо мной стоял милиционер. Горел свет. Его прежде не было. Видно, ввинтили лампочку. И Таня совала мне в руки мой паспорт. 302