Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

«...СВОИ ВОДЫ НЕСЕТ» «Плавно Амур» это делает. Но и широко. И очень мощно. Если где сужается, собирается в один рукав, течение делается напористым, мускулистым. Половина сел, проплываемых нами, казались совершенно заброшенными. То, что мы их равнодушно минова­ ли, было верным свидетельством их заброшенности. Я не изучал этот вопрос, но думаю, что никакой сквозной доро­ ги между селами нет, разве что какие-нибудь жалкие проселки. Дорогой, связывающей их, служит Амур-батюшка. Еще несколько пристаней мы почтили причаливаньем - с собаками, нанайцами, русскими, с комарами, разда­ чей пива и других продуктов. Название особого, интересного своим обличием портопункта, стерлось в нашей памяти. Там был, помнится, крутой поворот реки, а главное, множество сараев на воде. Это эллинги для лодок. Они стояли на сваях и образовы­ вали целую водную деревню. В этом было что-то венецианское и китайское. ...Покой и погожее благолепие нашей пароходной жизни совершенно завораживали и умиротворяли. Легкие ветерки шевелили воланные края красивого тента, перекрывающего просторную корму. Элегантные белые кресла, прозрачные тени, порхающий дымок из трубы настраивали на лад курортной фиесты. Этот тон поддерживала молодая пара: красивая, хорошо одетая девушка и стройный гражданский летчик в форме. Они были нежны друг с другом, сиживали в плетеных креслах с лимонадом и вафлями. В этом же стиле был и третий помощник капитана в белой форме с легкой сорокалетней сединой в висках, с трубкой в зубах. Он явно оспаривал красавицу у элегантного летчика, так как стоило тому отойти от нее, появлялся он со своими ухажерскими штучками. Немногочисленные амурчане из портопунктов в штормовках и кирзовых сапогах, убогие старички и тряпич­ ные старушки попрятались в свой третьеклассный салон и там тихо дремали. В элегантный мир полубака вторгалась только нанайская бабенка с дитем. Оба смуглые, печеные, перевязан­ ные какими-то разноцветными платками и шарфами. Второй день оставил в памяти ощущение простора, тепла и тишины. Все дуновения и звуки на переходах были наши - пароходные: легкое, небыстрое трение о неподвижный воздух порождало ветерок, мерно и потаенно стучала машина. Разливы с каменными грядами, с узкими длинными косами, поросшими лозой, уходили куда-то к горизонту, и гористая тайга тянулась там, вдали, узкой бледно-голубой полосой. С другой стороны берег был близок, но горы, тоже в зеленовато-голубой интерпретации, были поярче и поматериальней. Прошла ночь. Мы ее самым заурядным образом проспали. На следующее утро мир совсем переменился. Воз­ дух посвежел до прохлады, Амур собрался в широкую, но четкую полосу. От ветряной ряби он стал синим и шер­ шавым и не отражал плотных, деловито бегущих облаков. Они шли равномерной толпой от одного края горизонта к другому. Никакой неги и дымки и следа не осталось. Все в духе картины Левитана «Свежий ветер» или Рылова «Зеленый шум». Какое благое и почетное дело создать образ, в данном случае образ некоего метеорологического состояния, чтобы потом люди вспоминали и говорили: «Как у Левитана...Как у Рылова...» И так может быть на века. Да, в этот день все стало ясней, жестче, определенней. Дисциплина укрепилась и на пароходе. Третий помощ­ ник прекратил свои сибаритские покуриванья и ухаживательские разговоры с девушкой летчика. Дым бежал торопливыми клочьями. Над нами сновали, валандаясь из стороны в сторону, крикливые чайки. Чувствовалось, что за децибелами наших все заглушающих шумов голоса ветреного дня: вой ветра в кронах деревьев, плеск воды у кромки берега, шорох всполошенных тростников. Этот мужественный сине-зеленый день был не хуже вчерашнего желтовато-голубого. Завершаясь, он набрал великую силу и зрелищный размах. Амур все более становился проливом, водной артерией. Горы подошли к самому берегу, стали выше и резче. Тени становились все черней. Пейзаж стал героическим и суровым. Небо очистилось от облаков, словно бы с него схлынули орды кочевников. Готовился холодный резкий закат. Синева Амура стала почти грозной. Тени в складках лесистых гор стали совершенно черными. Солнце сохраняло воспаленную желтизну до последнего погружения. И только в последний момент стало наливаться краснотой, и горы на свету стали краснова- то-бурыми. Пейзаж стал нордическим, что-то обозначилось в нем старогерманское, исландское, что-то из Эды и ни- белунгов. И когда оба берега, такие далекие друг от друга в силу ширины реки, погрузились в полузакатные сумерки, на левом показался далекий город. Светлая россыпь домов стала увеличиваться, приближаясь, и постепенно наплыла на нас городом Николаевс­ ком. Стало совсем холодно. Повеяло суровейшим из морей Тихого океана - Охотским. 301