Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

В ФЕРГАНСКОМ ХЛОПКОВОМ РАЮ Школьная география превозносила Фергану до небес: оазис, жемчужина Средней Азии, чудо плодородия - хлопок, дыни, арбузы, виноград. Зона орошения великого Ферганского канала. Пейзаж кого-то из классиков советской живописи, сиренево-розово-зеленый, мармеладной прелести, красо­ вался в учебнике и намекал на райское блаженство. .. .Мы взяли билет до города Ходжейли. Из «хушкилибсиз» (добро пожаловать) мы перебирались в «кошкилиниздер» (добро пожаловать) - из Кирги­ зии в Узбекистан. Ночью, до рассвета, мы приехали в город. До центра далеко, и нам предоставлялось додремывать на вокзале. Вокзалы всех национальных республик в СССР, в этой суровой империи, гуманно и снисходительно разрешали притуливаться в них для многочасового ожидания, предоставляли приют бездомным, расстилая под ними серые крошковые полы и гнутофанерные лаковые скамьи. Я любил этот род гостеприимства. Оно наполнило мою жизнь видениями множества сумеречных кубатур, почти всегда высоких, с гукающими в вышине голубями и ловкими приспособленцами воробьями. Скамьи, если в зале было мало народу, и можно было ими воспользоваться, обеспечивали покой и освежающий лаковый холодок. Картины на стенах напоминали о патриотическом счастье жить в нашей замечательной стране. Среднеазиатская вокзальная живопись предлагала жить, вкушая виноград, арбузы, гранаты и дыни. Кроме того, вокзалы Узбекистана по-прежнему еще любили картину «Утро нашей Родины»: Иосиф Виссарионович Сталин в белом кителе, плащ на руке - розовый рассвет, бескрайние хлеба... Наши северные вокзалы предпочитали изображение того, как Ленин уютно, на паровозике, приезжает глубо­ кой ночью делать революцию на Финляндский вокзал. .. .Я любил вокзалы нашей родины и за то, как гулко и бодро бряцали железнодорожные уборщицы ни свет ни заря дужками ведер и плавно промывали полы широкоскользящими, облаченными в тряпье швабрами. Древки швабр в розовых мясистых руках суровых уборщиц грозно надвигаются на тебя - знай, ноги поднимай. Прогонят, обругают, обидят. Холодок трусости в груди окончательно пробуждает тебя. Уборщицы в СССР стояли как бы в стороне от социальной иерархии, где-то вне ее, сбоку, как шуты в коро­ левских покоях. В нашей запуганной стране они никого не боялись и могли безнаказанно обхамить любой чин. Но я что-то замечтался В Ходжейли, на вокзале, несмотря на его экзотическое название, все было по вполне знакомым стандартам: и запах половых тряпок, и гуканье голубей в ангельской выси помещения, и множество трикотажных фигур на гнутых из толстой фанеры скамейках. В трикотаж, тренировочные штаны и футболки, была одета половина населения. В странственной моей молодости я немало леживал на этих благодетельных скамьях. В добром их семействе имеются и весьма обидные экземпляры с железными трубами подлокотников, мешающими растянуться во всю дли­ ну. Ничего не знаю лучше и демократичнее этих лежаний! Возникает чувство родства со всеми простыми людьми страны, снится обычно что-то хорошее, обнадеживающее...Гудки локомотивов поют о счастливых возможностях передвижения, о беспечной праздности езды, о веселых мельканиях в окне вагона при твердой опеке медлительного и степенного горизонта... Вокзал еще жил покойной ночной жизнью. По залу, в затаенном миру дремлющих транзитных тел, ходил озабоченный идиот с банкой клея в руке. Из банки торчал помазок, сделанный из какого' '-то бланка. Поручение по расклейке информации олигофрен, похоже, уже выполнил: по стенам были кривовато расклеены листовки про мух, крыс и холеру. Сейчас он совершал движение по треугольной траектории, и, мечась между тремя выключателями, зажигал и гасил засиженные мухами лампочки, висящие под потолком зала. В этом состояла его идея, и он ее темпераментно и неутомимо осуществлял, пока его не одернул грубым голосом большой усатый человек: « Что ты тут носишься со своей посудой!» Идиот на время затих, замолкли голуби, заворочались трикотажные фигуры... И опять покой, сонное воркование сизарей, мелькание оправившегося идиота... Вспышки беспокоемых им лампочек.. .Железнодорожные гудки и шипение... А по временам и звонкие голоса с железных вышек каких-то, вла­ деющих громкоговорителями, властных девушек. «Бригадира Ахметова к начальнику. Двадцать восьмой на пятый свободный - сцепка триста тринадцать. Валь­ ка, завтракать...» ...Расторопно, по-южному, наступил день. Зашевелились и стали разбредаться обитатели вокзала. 287