Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Здесь я освоил сбор грибов и вообще лес и всякие лесные дивы - всевозможные мхи, сиреневый вереск с подосиновиками, сухой хрусткий ягель и таинственный неземной Петров крест. Здесь я познал еловую темень и березовое сияние. Увидел первых белок и змей, встретил свою первую лису.... Здесь узнал блаженную негу и грозный ад большой воды. Здесь начались поэтические мечтания о любви и душный зов плоти. Однажды, после лодочного круиза в тростниковое царство, я вдруг со стыдливым и сладким содроганием обна­ ружил, что у моей симпатии, когда она наклонилась, зашнуровывая кеды, очень большая попа... Это открытие переве­ ло меня с одного лада в другой. По бедрам пробежала дрожь, заныло в животе. Первооткрытиям не было конца. Вселенная щедро и неустанно метала мне свое золото и подводила порой к головокружительным пропастям жизни. Я заглядывал в них со сладким ужасом и беспокойством. ИГРЫ СО ЛЬДОМ Нева темная, холодная, заманчивая. Дом наш на Неве, школа на нее смотрит, из нашей страшной квартиры виден ее берег с пристанями, баржами, буксирами. Теперь, когда не стало этой речной жизни: ни замшелых бре­ венчатых кнехтов с дощатой прищепкой сверху, ни ветхих бурых пирсов, ни гигантских куч песка на земляном берегу, которые насыпали плавучие краны —кажется, что все это было в каком-то другом веке, как минимум, в XIX. Да, все эти реалии старинных гравюр исчезли. Теперь берег прямой, и это такая же гранитная набережная, как и за Литейным мостом с парапетом, с томоновскими спусками к воде. А теперь даже близ нашего дома уста­ новлен замысловатый сфинкс американского ленинградца Шемякина. (Скульптор явно хочет взять реванш за свои прошлые ленинградские обиды). Ничего бывшего тогда на реке нет, все пропало бесследно. Память обо всем этом живет в нас, послевоенных детях. Послевоенным взрослым было не до того. Мы залезали на песочные горы и скатывались оттуда, мы подлезали под пристани. Там было сыро, холодно, опасно, но - интересно. Вода громко хлюпала. Шевелились зеленые подводные волосы. Они росли и на дне, и на скользких бурых бревнах-стояках, на которых и стоял пирс. Там, под ним, можно было встать на льдину, и, пере­ бирая руками бурые подпоры, передвигаться и устраивать морские бои. Конечно, это часто кончалось падением в воду, а уж мокрыми ногами всенепременно. Непринужденная диковатая жизнь этого берега позволяла даже разжечь костер из щепок и кусочков толя и сушить ноги, чтобы дома не попало. Летом с пирса можно было ловить рыбу. Из какой-то проволочной сетки или марли с каркасом делались сачки. Ими можно было подхватывать стайку мальков. Мелочь эта разбегалась при поднимании сачка, но какие- нибудь зазевавшиеся несчастливцы нам доставались. Мы поселяли их в стеклянные банки. Больше с ними делать было нечего. Их не ели даже кошки, ибо каждая рыбка имела зверскую иглу-колючку. За что и названы они были «колюшки». Еще у них было ужасное название —«кобзда». Много авантюрных манипуляций сулили и предоставляли плавучие краны. На кран вел трап, или можно было самим притащить и поставить доску. Краны часто оставляли бесхозными нерадивые крановщики. И они становились нашей добычей. В висевший над водой ковш можно было залезть. Ковш можно было раскачать, как качели, с него можно было нырять. Были среди нас и купальщики. Ведь бывало и жарко. В городе тоже случается лето... Но бывали и неприятности. Например, внезапно вернувшийся крановщик. И тогда паника, мат, бегство, улавливание за шкирку. С ковшом было связано одно праздничное, разовое и совершенно роскошное приключение. Я робел перед запретами. Но был сговорчив, вернее, уговорлив. Вот меня и уговорил приятель залезть в ковш во время праздника военно-морского флота, чтобы быть уж в самом-самом авангарде зрителей. А зрителей бывало много. Ведь на Неве дефилировали или стояли на рейде военные корабли в разноцветных флажках, носились стремительные катера, соревновались гребные шлюпки. В общем, было на что посмотреть. Самое лихое зрелище - это катера-глиссеры. Молниеносные, вздымающие боль­ шие волны. Вот этого-то мы не учли. И когда понеслись эти красавцы, ковш, низко висевший над водой, стало заливать огромными айвазовскими волнами. И мы, будучи содержимым ковша, скрывались под водой. Мы набирали воз­ духу в рот и не дышали, пока не схлынет волна. Это было жутко и восхитительно. Веселое это бедствие, конечно, заметили, и поднялся хохот. Наши эволюции были чуть ли не интересней самих катеров. Мы стали героями зре­ лища и заодно просто героями. Видели бы нас родители! Мы бы дорого заплатили за свою военно-морскую славу... 24