Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

мальчишек я перенял аттракцион - нырял в канал и щепкой летел в мощных струях потока до конца канала. Выбрав­ шись на берег, шел по его кромке на свое место. Первое знакомство с озером. Люблю воду. Нырять, крутиться в ней. Когда переворачиваешься через голову в воде, возникает блаженное чувство невесомости. В плотной среде теряешь вес. Вода - чудо, непостижимое как все на свете. Великий дар. Блаженство и смерть. Ибо человек подвешен меж­ ду светлой радостью и темной бедой. Блеск и плеск, прикосновение упругой струи, удовлетворение жажды, нежная прохлада - вот радости воды. Рев волны, ураганный дождь, ужасы корабельной гибели, невозможность дышать - смерть от воды, смерть в воде... Так не погасим привычкой радость каждой встречи с великой стихией, пока она в радость! Не забудем о чуде воды и о чуде жизни. Умение удивляться естественному смиряет тягу к сверхъестественному. Чудеса всегда рядом. ПЕСТРЕЮШКО Есть такая поморская сказка. - У женщины родился волосатый звероподобный ребенок. Он стал потом маленьким мохнатым мужичком, смышленым и заботливым. Жили они, отверженные всеми, в глухом лесу. Сына звали Пестреюшко. ...Какой-то такой маленький и мохнатенький и подошел к нам, когда мы вязли и скользили в еловой и сосно­ вой коре на дровяной пристани. В руках у него была книга «Дневник разведчика» или что-то в этом роде, ходкое в то время. «Книга очень интересная», - сказал он вместо приветствия, взмахнув дневником со вставленным в него вместо закладки пальцем. Мохнатым пальцем. Голубые круглые глазки пребывали в беловолосом лице Пестре- юшки и добродушно мерцали. На голове у него клочковатые серые волосы. На лице они продолжались подобием плохо ощипанных куриных перьев. Он поведал нам из своей животрепещущей книжки, что Стокгольм это значит «бревно-залив». Он был очень мил, а сообщение его очень уместно, так как мы находились под бревенчатыми горами лесобиржи. Он похвалил Ленинград, про который тоже читал в книжке. Мохнатый книгочей кроме своих делянок сам ничего не видел, но благоговейно познавал в печатных текс- Я стал его расспрашивать о лесной жизни. Лесоповал он не одобрял за пьянку и грубость. Бригадир был ругливый. Самогон приводил к несчастным случаям на каждом шагу, к отдавленным рукам, а то и к жизням. Пестреюшко осуждал все нехорошее - самогон, мат, нечитание книг. Но гнева не было в его облагорожен­ ном просвещением сердце. Пестреюшко поведал нам о диковинах мира сего, о которых мы по большей части зна­ ли. Но ему хотелось «пролить свет», и мы не выказывали никакой эрудиции. Вместе с маленьким любознательным лешим лесоповала мы рылись по бункерам и катакомбам побежден­ ной Германии в поисках «янтарной комнаты». Мы грустили в лучах медвежьегорского заката о покинутом роди­ ной суперразведчике Зорге. (Пестреюшко прочитал бестселлер «Кто Вы, доктор Зорге?») Хотелось изъять славного, непьющего Пестреюшко из мерзостей лесоповала в хорошее тихое место, где не слышно мата, не видно пьянки, где люди-братья ласково обмениваются прочитанным. Но ведь нет такого места! Хлюпала вода под пристанью. Гасли красные рельефные полосы на огромных параллелепипедах из бре­ вен... Мирно светились голубые лешачьи глазки на мохнатом личике нашего знакомца. Мы пошли в свою гости­ ницу («Медгора» дала нам скромный приют на три ночи) Прощай, Пестреюшко! МЕЧТА КСЕНИИ ПАВЛОВНЫ Село Кончезеро лежит красиво. Лежит, потому что уж больно раскинулось оно у тихого озера, над озером, на заливах и мысах. Мы решили осмотреть его, приобщиться к его красоте. Надо было где-то устроиться переночевать. Так ведь не пускали, отказывали под разными предлогами. Да и собаки за заборами, к хозяевам и подступа нет. Походил я по селу, усадив жену на бугорок. Но нет - отказы, собачьи атаки, а вечер уж догорал на красных кончезерских валунах, и небо бледнело. 263