Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Странные мы, конечно, европейцы, но все же европейцы. Замечательная традиция и великое художественное откровение иконы - явление действительно русское. В силу его высокого качества. (У болгар и сербов такого не получилось). Конечно, восприимное, конечно, византийское, но эта линия обрела здесь новое дыхание, особое наклонение. Возникло другое качество, новая пластика, которая и есть - русская икона. На Западе на месте иконы картина. Особенно со времени Возрождения, начиная от Кавалинни и Джотто. У нас - икона. И это совсем не картина, а некий синтез живописи, архитектуры и монументального искусства. Явление удивительное по целостности художественной идеологии. Дионисий так мало попорчен временем, и его так много на стенах собора, что зрелище это ни с чем не сравни­ мо. Много фресок в церкви Ильи Пророка в Ярославле, но там они гораздо барочнее и иллюстративнее. Голубая, коричневая краска, желтая охра, добытые из озерной гальки, покрывают эти священные стены снизу до верху. ...Под монастырем столовая, которую хотелось называть корчмой. Она в деревянной избе. И тут был с нами трагикомический эпизод. Мы с Сашей очень проголодались и пошли в корчму что-нибудь перекусить. Мы тихо получили свою порцию тресковой печени (или «мелкого частика») и стали есть. Но тут подкатил к нам старик, какой-то совсем некрасовский, убогий, слезящийся. И, обращаясь ко мне, стал просить: «Барин, а барин! Устрой в богадельню». Я старообразен, каюсь, и солиден был в любом возрасте, что нутру моему и самочувствию нисколько не со­ ответствует. Но на «барина», начальника похож не был, как мне кажется. Ну, выглядел в свои 23, скажем, лет на 38. Но уж чтобы - барин... Кое-как разуверил я несчастного и, конечно, безумного старика. Развлеченные и пронзенные жалостью, вы­ брались мы из корчмы. О, Русь советская! Вечно несчастный, нищий, а главное, вечно жестоко обиженный народ! Власть и мыслящая часть общества интеллигенция, заслужившая в советской традиции кличку «вшивая», по­ могают народу сменить одну беду на другую. Впрочем, все коренится в свойствах самого народа. Человек - кузнец собственного несчастья... Вот тут, кажется, после корчмы наступает время портвейна. Я не очень уверен, что сиеста с портвейном была именно тогда. Последовательность уже как-то потерта временем. Много его прошло. Но допустить, что портвейна вообще не было, невозможно - Саша Сколозубов не допустил бы этого: большой был любитель этого напитка. И я помню, что мы сидели в травах, с которыми дети играют в игру «петушок или курочка», на каком-то бугорке, с бу­ тылкой, имея перед собой монастырь, и ласково смотрели на него. Два шатровых навершия, похожие на заточенные карандаши, возвышались над воротами монастыря. Желтая дорога поднималась на холм и втекала в ворота. Мы оба зарисовали в блокноты эту ситуацию. Потом мы узнали от мужика на желтой дороге о деревянной церкви и ските в лесу, и пошли туда по его ука­ заниям. Уже вечерело. Вечерение увеличивает чувствительность. Как, впрочем, и портвейн. И такое настроение на­ шло... Я потом долго пытался выразить его. Получился цикл стихов «Лесные чары». Мы шли по тропинке в сумеречном воздухе хвойного леса. Настроение отшельнического покоя поддерживали и звезда над крестами еловых верхушек, и бормотанье ручья в балке, и шорох листьев под ногами. Месяц был тон­ кий, как соломина. И скит явился... Как видение. Церковь стояла прямо в лесу, как одно из деревьев. Она была проста. Если правильно помню, наподобие высо­ кой шкатулки, обшитая досками, четырехгранная, а над входом шестерик с шатром наверху. И все. И над окном сбоку доска оторвана и торчит, как рука. Чуть подул ветерок - и она тихо заскрипела. Или, скорее, застонала. И словно схимник незримый прошел сквозь нас!.. Вспомнилось стихотворение Владимира Соловьева. В сельском храме, простом, убогом, Свет вечерний на лике строгом. Ангел сходит к Земле с приветом, Весь одетый вечерним светом. Шепчет тихо. Леса, долины. Небо гаснет, но Свет Единый Ждите завтра, молясь с утра, вы. Свете тихий, Святые славы... 257