Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

МАРИИНСКАЯ СИСТЕМА КАНАЛ Мы трое: Боря, Саша и я - воспользовались ею и поплыли, поплыли. По всем ее рекам и каналам. Сентябрь был, бабье лето. В Паше долго стояли и высаживались на берег реки Паши, сидели на смолистых бревнах, на желтом закате, желтые как одуванчики, среди старых бревенчатых домов. А потом была Вытегра. Там мы почему-то просились в гостиницу в поздний час. Откройте, дескать, смилуй­ тесь - ночь на дворе... Дайте голову преклонить. Стучали, стучали. А нам долго не открывали. Потом были шаги на лестнице - все, как в каких-то старинных текстах. Сторожко этак. - Не лихие ли люди? Да и мест нет... Потом откры­ ли в ответ на тембры моего голоса. Сжалились наконец. И засовы заскрипели. И оказался целый номер свободен. С запахами мытого пола... Утром мы увидели, что в Вытегре довольно горно, рельефно. Повсюду рослые березы и поздняя (конец XVIII века) церковь с «карандашом» колокольни - шатровое навершие. ...А на пароход мы пришли, подпитавшись в местной столовой, делая на ходу наброски. Мы его спокойно догнали. Просто перешагнули через борт прямо с берега и оказались на палубе. На палубе нас встретил некто Сева, белобрысый пьяный подросток. Он освоил нас с первых наших шагов по палубе. Сева избрал меня в кореша. И уже соскучился за время моей отлучки. Он стал крутиться вокруг меня, как пьяный матрос вокруг мачты. «Я тебя знаю, кореш, ты на семнадцатом шлюзе работаешь», - заверил меня Сева. Я не стал его разуверять. И за мою терпимость и покладистость он поведал мне о страшной цели своего путешествия. Сева икал и бодал воздух непослушной головой. Выражался он медленно, но ясно. Он, как оказалось, ехал «папашу порешить», ибо - «папаша, сука, братану купил костюм, а ему, Севе, фиг». Мститель даже показал нож, которым будет произведено возмездие. И я содрогнулся. Я попытался его отговорить, но - куда там! И слышать не хотел. Я с моим семнадцатишлюзовским всепроще­ нием был ему не понятен. Мариинская система работала исправно, обслуживая нашу любознательность и чичиковскую любовь к «поз­ нанию всякого рода мест». Канал становился все интересней. Сказочные горки обступили его. Иногда поросшие лесом, иногда голые, травянистые. В одном месте явилась даже мельница. И тогда в воде загорелись первые звезды и стали тихо покачиваться на волнах. Сева утомленно заснул на баке. Медленность продвижения, составляющая особую прелесть «системы», объясняется большим количеством шлюзов и, следовательно, шлюзований. И, конечно, петровских времен техникой во власти толстых женщин в спецовках и ватниках. Они неторопливо выходили из небольших будочек (типа домика стрелочника) и начинали крутить старинный деревянный ворот, вздыхая и матерясь. Медленно растворялись ворота, пропуская воду в наше отделение канала. Пароход поднимался, и опускался берег. Мы вплывали в следующий отсек сквозь ворота, уже сравнявшие уровень воды в обоих отсеках. Все это проходило страшно медленно. Этой медленностью мы широко пользовались: уходили на берег, гуляли, рисовали. А потом неторопливо до­ гоняли наше судно и снова навигировали. Особенно забавно было видеть наш пароход издали. По поляне ехала черная труба и дымила. Ведь канал часто не виден издали, а пароходик сидел низко. Иногда мы даже успевали пообедать в столовой, то есть откушать стандартную среднерусскую порцию трес­ ковой печени с пюре. В мире продовольствия царила великая скудость. Особое удовольствие было сидеть в пустом, никому не нужном буфете на носу парохода. Получалась плавучая веранда с буфетом у задней не застекленной стены. Над буфетом, подпирая потолок, висела копия картины Шишкина «Утро в лесу». Спасибо что не «Ленин на третьем съезде комсомола»... Особенно радостно, когда светит солнце. И веранда пронизана сияющим светом. И с двух сторон едут зеленые берега. Ну, просто кинематограф! И еще если при этом пиво... А однажды такое и случилось. Завезли. А мы первые и какое-то время единственные. И этак с полчаса мы сидели в покое, до той минуты, когда начался пивной штурм. Целых полчаса мой покой нарушали лишь страстные взоры черноглазой толстой буфетчицы, которые упира­ лись именно в меня. Почему-то. Ведь был же супермен Боря, хорошего сложения и тоскующего лица. Надо сказать, что у меня со взаимностью из рук все плохо. И это всю жизнь. Я люблю - меня не любят. Меня любят - я равнодушен. Первая формула преобладает. Почему мной интересуются черноглазые усатые женщины? И то редко, слава Богу! Но справедливо ли это? 253