Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Руфа замечательная! Она уже засиделась в девках. Но она «бядовая», веселая, разговорчивая. Голос у нее гортанный. Она милая и достойна хорошего мужика. Да где их взять! И вот она «деушка» в самом натуральном смысле. Мирный скучный Александр Иванович возглавляет бухгалтерию. Машинистки менялись, какие-то незамет­ ные, и я их забыл. Одного, правда, «машиниста» я прекрасно помню. Это Валя Черкасов. Его в момент кадрового дефицита взя­ ли из отряда и посадили за машинку. Он умел печатать. Но Валя не принадлежал к «незапятнанным». Он у меня идет по классу армии. И о нем глава особая. В просветах между цифрами, нарядами и балансами женщины бухгалтерии болтали, смеялись, трунили над старшим бухгалтером. Тот мирно улыбался. ...Александр Иванович открывает форточку и вешает авоську с треской за окно на мороз. «Что, Ляксан Ваныч, трисчечки ня поишь - ня поработашь?» —смеется веселая Руфа. Мне кажется, даже треска тогда была не на каждом шагу. С продуктами было, как всегда, плохо. Надо было бегать, стоять в очереди, ловить свиные ножки... Меня всегда волновал вопрос: а кто же съедал этих свиней? Кто поедал кур, отрывая и выбрасывая народу синеватые и чешуйчатые ноги этих птиц? Большевики - тайно отвечал я себе на этот вопрос. Причем большие большевики. Маленьким был, возможно, и Александр Иванович, догоняющий неуловимую треску в убогих советских магазинах. Можно было, если очень повезет, празднично купить при большом стечении народа железные банки «Перло­ вая каша со свининой». Без этикеток. Так обильно умащенные тавотом, что пролежали бы на дне Белого моря двести лет. Их привезли откуда-нибудь с Украины, где жизнь как-то немного пожирней. «Чийку не попешь - не поработашь!» - говорит Руфа и режет принесенную в кальке селедку для бутербродов. Селедка «залом», огромная, как тунец, невообразимо вкусная, почему-то продавалась довольно свободно. (Подавалась она к нашему отрядному столу каждый день с «кирзой» - так прозвали «партизаны» перловую кашу). .. .Руфе на работу близко. Она живет в деревне, в избе. За стеной журчит речка Маймакса. Она девушка чис­ топлотная и хозяйственная. Хлеб они пекут с мамой в русской печи. (Если есть мука). Баньку топят два раза в неде­ лю. Руфа всегда свеженькая, румяная. ПОСОБНИЧЕСТВО БЕЗЗАКОНИЮ Интенсивная переписка обратила колеблющуюся Марину в мою невесту. Любил я ее? Тогда такого вопроса не было. Да и, верно, любил. И уж совсем несомненно я любил наш роман со всеми его романтическими изломами. И какой же русский не любит... пострадать. В двадцать лет хорошо страдается, любится, фантазируется. Чувства непроизвольные переплетаются с фантомами молодой романтики. Все это накапливается, цветет, делается дорогим. И не понять, любишь ли ты женщину или любишь любовь к ней... Марина, бедняга, издергалась совсем чувством верности первому мужчине и увлекательным зовом художни­ ка, фантазера, зовущего к артистической жизни. Последний одолел ее и ее колебания. Она надумала ехать на свидание в Архангельск. Командование решило удовлетворить мой марьяжный интерес и дать увольнительную на несколько дней. Майору Королеву понравилась фотография моей невесты. Весть об этом породила оживление и брожение умов у наших добрых «деушек». Письма моей невесты сыпа­ лись в таком изобилии, что «штабные» давно выведали у меня мою сердечную тайну. Да я ее и не прятал. Предстоя­ щее событие всколыхнуло даже тихого Александра Ивановича. На «вольнонаемном» совете было решено, что предстать перед новобрачной в «партизанской» амуниции со­ вершенно немыслимо. Александр Иванович принес в контору перевязанный волосатой пеньковой веревкой большой и тяжелый сверток. Это было его пальто. С каракулевым воротником, очень почему-то длинное, с гигантскими отворотами. Я был верен военно-строительной форме, но меня и слышать не хотели Принесли ботинки, шапку. Мне предстояло стать огородным чучелом. Руфима предложила приютить нас у себя дома, в соломбальской избе. Все задуманное совершилось. Совершился грех соблазнения «жены ближнего», нарушилась заповедь. (И грешнику, и грешнице воздастся за это )... Жизнь, несмотря ни на что, сияла. Ее осеняла январская звонкая лазурь, обступали заиндевелые дома и засне­ женные деревья. Росло нетерпение, подкрадывался страх... Скабрезно шутило командование. Подтрунивали «деу- шки». 247