Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Половое начало еще неразвитого человеческого вида агрессивно само по себе. А в те далекие и, по-моему, ужасные времена и подавно. Вспомним, что традиционные религии тоже против пола. Символом отторжения человека от Бога стало грехо­ падение - «змеиные» дела искушения, преступление соития мужчины и женщины. Нас везли, как скот, как рабов, даже не сказав, куда. Это было первое действие по приведению новобранцев в форму полнейшего бесправия. Было холодно. И все холодней. И все больше снега. Значит - на Север. Уголь приходилось воровать на оста­ новках. Их было много. Мы томительно долго стояли, мы шли по самому медленному графику. Трое или четверо суток холодной и голодной езды. Мы приехали в Архангельск. Мороз, дымы из труб. Опять ночь. Опять звезды. Верещания гудков. Какие-то шипения и струения, лязг буферов - станционная жизнь. «Фраер» вылез в черном плаще и без шляпы. Он дрожал хуже всякого листа. К нам подвалились какие-то шаромыжники и стали выменивать, что поприличней, на какие-то бушлаты. Охмурили и меня: я влез в бушлат, а теплое пальто на вате отдал, поверив, что пальто все равно отберут. (Пальто, действительно, отбирали, но из каптерки можно было взять его и пойти в увольнительную в своей одежде. Формы нам не выдали. То есть, выдали, но серую, с армией несообразную). Нас построили матюгами среди адского великолепия полярной звездной ночи. Генерал приехал на «козле». «Козел» светил на него фарами. Мне вдруг показалось, что все это не на самом деле, а какое-то очень натуралистическое и темпераментное кино. Большой советский «неореализм». ...Генерал был громкий и патетический. В своей гостеприимной речи он призвал нас «не вешать носа» (носы и впрямь были уже повешены). Главным аргументом ободрения было то, что тут, в Архангельске, «баб до ...» (ну, скажем, до черта). В городе тогда не было моста через Двину. Но в ту морозную зиму он был и не нужен. Широкая река была надежно укрыта льдом. Вообще та архангельская зима была самая зимняя в моей жизни, самая морозная. Если мне придется опи­ сывать мороз, зимнюю жизнь города, мне стоит только вернуться в Архангельск, забраться в тот странный уголок моей жизни, с его морозными тресками, ледяными звездами, роскошными гало, карминными закатами и пушистыми инеями... Особой приметой той зимы были мои вечно льдистые усы. (Мне разрешили отрастить усы. Усы удались на славу). .. .Прослушав речь генерала, мы длинной вереницей, совсем по-эйзенштейновски потянулись по белой скатер­ ти замерзшей реки на другую ее городскую сторону. Мы шли по ночному городу. Он был деревянный. Под ногами грозно скрипели мостовые и тротуары, потому что они тоже были деревянными. Мне это понравилось. Черную нашу ленту-змею поглотили ворота, отороченные колючей проволокой. (Единственное не деревянное в этом деревянном мире). Началась армейская жизнь. ...Мы жили в бараках, гнилых и запущенных. Все у нас было паршивое - хорошего нам не полагалось. Это была псевдоармия. Дно доблестной советской армии. Паршивым было все: бараки, еда, комсостав, дисциплина. Но иней, звезды, скрипы, небеса, снега были роскошными. Роскошными были мои усы. Меня так и звали - «усы». «Эй, усы!» Милыми, добрыми и забавными были вольнонаемные женщины, работавшие в штабе. Штаб был обычной конторой, так как мы являлись строительной организацией, замаскированной под армию. Замаскированной весьма халтурно - ведь у нас не было этой табачного цвета формы, в которую одеты работники индустрии войны почти во всем мире. Это особенно унижало военных рабочих. Мы были облачены в серые ватники, шапки-ушанки, серые брюки (зимой ватные) и грубые ботинки (а не сапоги). Нас за это звали «партизанами». Это было оскорбительно. Порядочная девушка не пойдет гулять с таким солдатом. Вообще мы были не престижны в высшей степени. В качестве командиров в такие части обычно ссылали проштрафившихся офицеров. Оружия родина нам не доверила. Нашим оружием была лопата. Наш танк - полуторка, наш порох - цемент. «Курс молодого бойца» состоял из холостых телодвижений под команды: Стройсь! Смирно! Отбой! Подъем! В моем военном билете значится: рядовой, необученный. То есть, воина из меня не вышло. 244