Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

поэзия. Да ведь они на этом и основаны. Создается некий душевный коллапс. Пол, сантименты, честолюбие слива­ ются воедино. Идет сексуально-романтический поиск возлюбленной, поиск встречного движения. Страх, робость, несостоятельность делают усилия бесплодными. Поэтому романтический и чисто сексуальный аспект далеко отходят друг от друга. Перед идеальными переживаниями стыдно за похоть, за низменную половую направленность, физкультуру плоти. Возникает лермонтовское ощущение демонической неудачливости, заклятья судьбы. Жизнь манит, доводит до нестерпимого возбуждения, но ничего не дает. И пробиться к блаженству нельзя. Кора жизни непробиваема. Где-то, кто-то пирует - легкий, незадачливый срывает плоды. А ты, горе-рыцарь, тяжеловес, печальный Дон Кихот, неловок, смешон, и тебе ничего не полагается. И потому любовь недостижима и несчастна. И про твои изысканные каче-ства никто не узнает. Да они и никому не нужны. Хулиганы рассказывают про женщин гадости. За гадостями угадывается что-то великое и волшебное, апогей этой жизни, восторг соединения двух великих начал. Но все испорчено, загажено, и тебе никуда не пройти... Тебя никто не любит. Получают желаемое нахалы и мужланы. Но они получают что-то грубое, простое... Но тебе, неведомому и неудачливому рыцарю, и того не дадут. Говорят, такие комплексы ранней поры жизни поражают поэтов, художников. Что ж - может быть. Я рисую и пишу. Но я лично склонен отрицать значение всех своих талантов перед нереализованным талантом любви. Впро­ чем, талант этот тоже, вероятно, недоделанный, так сказать, в эскизе... Впечатление такое, что эволюция желала вывести новый образ любовника, такого неодонжуана, в исповеда­ ние грядущего человечества... Промежуточный тип. Исповедуем же мы легенды о Любовнике (Жуан), Рыцаре (Кихот), Скупом (Гарпагон), Лицемере (Тартюф). На мне, вероятно, попробовали этот вариант, но как-то все скомкалось, не получилось, не доделалось. Вне­ шность не ту употребили, храбрости недодали, физиологии переложили. ...Недосолили, пересахарили. Пришлось идти в художники. В наблюдатели. В описыватели. В общем... «Графа Монте-Кристо не вышло». Ну что ж! исторически еще не поздно. Образ, возможно, сделают, довершат. Кому-то надо лечь костьми на дороге большого дела... Пусть это буду я. ...Сидишь на уроке. Сосульки блестят на нежной весенней зеленоватой голубизне, воду с себя скапывают. Баржи плывут по реке. На барже виден мужик - стоит, курит. А по классу ходит яркая Оксана. Не то хохлушка, не то еврейка, бодрая, веселая - приятная. Вот в ней, прият­ ной, и сидит то, что будет волновать всю жизнь, - простое, но и не достижимое, загадочное. Пол - первооснова жизни. Он ее воплощение - антипод Небытия. Но он не может быть до конца реализован, иначе бы жизнь остановилась. И поэтому пол —в некотором смысле вектор. Его недореализованность —запас, в ко­ тором роится еще не родившееся будущее —продолжение жизни. И поэтому не только маленький дистрофический мальчик не пара взрослой красавице-учительнице, но и пара чудесных достигших половой зрелости ровесников не могут до конца соединиться, несмотря на все великолепие оргазма. Не дано. Так нужно. Третья учительница... Жизнь наша и место ее проживания, как я уже сообщил, резко изменились, и к сорок шестому году обанкро­ тившийся отец водворил семейство в одну из комнат общежития своего пищевого техникума. За окнами милейший и мельчайший Адмиралтейский канал с извилистыми водорослями и шустрыми рыбками. А за ним крепостная стена завода «Судомех». И это конец города, край. Дальше нельзя. Третий класс - в третьей школе, с третьей учительницей. Мария Дмитриевна. Простая такая, с серым ос­ пенным лицом. Класс состоял из гогочек и ленивых полухулиганчиков. Я ближе к гогочкам, но без подлизывания и карьеризма. Я и Иосифов. 20