Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Шульц был готов пригреть меня навсегда, обещал должность и жилье. В мечтах моих брезжила какая-то другая жизнь. Черные глазки одной лаборантки из окружения Шульца пред­ положительно обещали освобождение от ленинградской драмы... Но я сворачиваю соблазнительную альтернативу в бараний рог и лечу в Ленинград, в ответ на телеграмму моей мамы: с р о ч н о п р и е з ж а й . Я догадываюсь, что речь идет всего лишь об армии и лечу навстречу своей нелегко судьбе. ГОЛУБОЙ ЗАЛИВ Про Волошина я тогда почти ничего не знал. Да и откуда было знать? Шел всего лишь 57-ой год, все еще было спрятано, запрещено. Лишь в 56-ом появилась первая надежда на возвращение к нормальной культурной жизни с мало-мальски правдивой историей, не урезанной поэзией и прозой. Но что за Коктебель без Волошина, Белого, Цветаевых, Мандельштама! Без изысканного и грустного слова Киммерия, без воспоминания о матовых монотонных акварелях Максимилиана, хозяина здешних мест. Я знал Коктебель в разные годы и стану говорить о нем из моего многолетнего видения этого несравненного уголка земли и воды. Первым моим коктебельским гидом стал уже описанный мною Михаил Фронжуло. .. .Фронжуло не стал меня водить, но все же рассказал, куда и как идти, и просто рукой указал все маршруты. Мы стояли на Тепсине, и все было видно, такая уж там топография. Я бродил по тогда еще почти дикому пляжу (так, пара зонтиков). Во всяком случае, я не помню никаких принадлежностей курортной индустрии. Помню лишь волошинский дом с граненым эркером, доходящим почти до самого моря, и сад вокруг него. Помню почти дикий берег с накатом прозрачных волн. Волны издавали, перебирая береговую гальку, приятный гороховый рокот. Такое ласковое солнечное море я видел впервые. Впервые видел и эту разгонку цветов от голубого до фиолето­ вого, это крутое закручиванье волны, хлопанье ее о пляж и потом шорохливый откат воды вместе с галькой. И снова закручиванье следующей волны, и снова хлопанье и так далее, и без конца. Я лежал на боку параллельно морю в совершенном безмыслии и блаженстве, чувствуя телом ровный, тугой и жаркий напор идущего со стороны моря воздуха. На моем Финском заливе такого не было... Да, стихов Волошина я почти не знал, но слышал о том, что он тут жил, вот в этом ракушечном доме с палу­ бой и деревянными леерами наверху. Я слышал, что он как-то так себя вел в революцию и Гражданскую войну, что великий Ленин и ОГ’ПУ решили предать его забвению, но убивать его почему-то не стали. Всесильный Коба тоже предоставил ему умереть своей смертью. Лет через десять после моего первого посещения Коктебеля мне достались стихи Волошина о Гражданской войне из цикла «Юго-запад», и я понял, почему велели забыть, но не понял, почему не убили... Коктебельские горы были тогда доступны для исследования, и я походил по их непохожим друг на друга те­ лам, насколько позволяло время, жара и мои силы. Ближняя к морю гора Кара-Даг (черная гора), похожая на замок, особенно привлекала мое внимание. За небольшим овражком начинается подъем к вершине этой черной горы. Я залез на нее под самую замковую стену. Гору венчает отвесная стена, и туда забраться уже очень трудно. Подъем к этому месту к настоящему времени истоптан многими тысячами ног. Когда стоишь на горе, перед глазами захватывающая дух картина: блестит под солнцем огромный щит моря, вне этого сверкающего блика - голубые, зеленые и фиолетовые пятна и разводы. В пасмурные дни ничего не блестит, и разводы побледнее, но зелень и синева все равно остаются. Под горой муравьиная рябь поселения: мазанки, деревца, черепичные крыши и бежевая будочка волошинского дома. А за ним поле и плюшевые холмы серовато-защитного цвета, глинистый, похожий на рыбу мыс Хамелеон и за ним еще залив - «Мертвая бухта». И опять холмы и обрывы, и опять мыс, и на нем поселок Орджоникидзе, и снова массив пологих холмов. А уже за ним Феодосия. Но все это уже в дымке, под прозрачным флером далекого расстояния. Сходил я и за так называемый «профиль Волошина», полюбовавшись по дороге пупырчатыми гигантскими обломками вулкана в Лягушачьей бухте. Но до Сердоликовой бухты я тогда не добрался. ...В этих местах, в этой Киммерии Таврической времен оттепели и ослабления запретов была полностью во­ зобновлена волошинская тема. Был учрежден музей. Это естественно: он тут суверен, тут его владения и замок. 228