Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Окончился полевой сезон, и я стал бывать в этой симпатичной семье, уравновешенной принципом взаимного дополнения. Издержки темперамента Александра Николаевича окупались разумностью тихой Елены Ивановны. Был еще сын Витя, о котором я мало что могу сказать. Отцовской яркости он, кажется, не унаследовал. Душевная мяг­ кость жесткого Александра Николаевича особенно обнаружилась в домашней жизни. Он окружил себя любимыми зверьми: птицы, рыбы в аквариуме, собака эрдельтерьер. Он очень любил эту зоологическую компанию, расцветал от пения щегла, отходил от гнева и досады за созерцанием своих «гуппи» и «вуалехвостов». Когда я подолгу не бывал у них, Александр Николаевич сам приезжал ко мне и просил его не забывать. Я никогда и не забывал его и никогда не забуду. Но моя семейная жизнь - он был в Ольвии свидетелем ее начальной поры - стала бурно и болезненно разрушаться, и я стал стесняться этого процесса перед своим старшим другом. Это, впрочем, трудно объяснить с налету. Когда все рухнуло, и когда, затем, у меня появилась новая привязанность, я совсем перестал бывать у него, в чем раскаиваюсь до сих пор. Через несколько лет, встретив свою старую приятельницу тех незабываемых экспедиций, я узнал, что А.Н. Карасева не стало. ИСКУССТВО ЭКСТРАПОЛЯЦИИ ЯЩИЧНЫЙДОМИК для КОЛОБКА Ольвийская экспедиция 57-го года закончилась. Мы грустно расстались на Николаевском вокзале. Всем надо было возвращаться домой в Ленинград —в институты, к родителям, к друзьям. Карасеву и Леви - на работу, в ИИМК, делать «камеральную обработку» соб­ ранного материала. А я был свободен и одинок. В Ленинград мне не хотелось, или, вернее сказать, не велелось внутренне. К кому? Зачем? Из института ушел. Из комсомола ушел. Возлюбленная ушла от меня замуж за другого. Домой меня не тянуло. Я был совершенно свободен. С этой свободой надо было что-то делать. Свобода - дело хлопотное. Я почувствовал себя колобком. И от тебя, лиса, уйду, - подумал я и покатился дальше... Катиться помог Александр Николаевич. Он дал мне рекомендательное письмо к профессору Шульцу, известному крымскому ар­ хеологу У Павла Николаевича Шульца был дом в Коктебеле, и он проводил там свои отпуска. Мне предстояло уви­ деть знаменитый поселок, вотчину Максимилиана Волошина. Я поехал в Симферополь, откуда можно было авто­ бусом добраться до Коктебеля (ныне поселок Планерское). В столице Крыма было жарко, и я отложил знакомство с Симферополем на потом - так тянуло меня к морю. В волошинскую Киммерию. ...Автобус бежал по степной дороге вдоль предгорий. Они были справа - пологие холмы, покрытые виног­ радниками и лавандовыми полями. Увенчанные синеющими вдали горами. Слева протирались безлюдные жаркие степи. Иногда возникали плоскогорья с белыми стенами меловых обрывов. В обрывах зияли какие-то дырки. Мне объяснили, что это монашеские пещеры, крымские пещерные города. Все это было так пронзительно и прекрасно! Горы я видел впервые. У меня при взгляде на них стучало сер­ дце, и текли слезы от мгновенно возникшей любви. Предчувствовались великие возможности и радости гор. Предчувствия оправдались «на все сто». И еще не раз в моей жизни возникали горы - Крымские, Кавказс­ кие, Хибинские, Тянь-Шаньские, Курильские... Горы словно бы входили в состав моего жизненного счастья. ... Запомнилось местечко Грушевка. Оно было уставлено пирамидальными тополями. Здесь горы подошли уже поближе, синие вершины прятались за пологими кудрявыми холмами. Лес на холмах был ровный, невысокий, очень густой. В основном, это горный дуб, как я потом узнал. Иногда какая-нибудь крутая вершина грозно появля­ лась в понижениях холмов и равнодушно исчезала, передвинутая движением автобуса. Сладкая жуть подкатывала к сердцу от всего этого. Происходила встреча со все новыми частями тела любимой планеты. Дорога немилосердно пылила, попадая мелким песком в рот и легкие. В пыльном мареве возникали белые татарско-русские дома с черепичными крышами. Четвероногие попадались чаще, чем двуногие. Летящее пыльное чудище атаковали собаки. Свиньи были к нему лояльны, кошки индифферентно сидели на завалинках 220