Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

щетинились пиками. Подходить к кромке было опасно. Село благоразумно держалось на расстоянии. Я однажды все-таки упал с этого обрыва. Это целая история, смехотворная и жуткая одновременно. Во время одной из вечеринок доброхотная хозяйка добавила в сухое вино, которое мы у нее покупали, самогона. На вкус это было нечувствительно. Во всяком случае, мы ничего не заметили. Хорошо попили и повеселились... В какой-то момент мы решили, что пора расходиться, вышли в совершенно черную беззвездную ночь, и тут нас «развезло». Зелье оказалось миной замедленного действия. Головы кружились, ноги не слушались. Трудно было понять - где небо, где земля. Света в окнах не было - селяне ложатся рано. Происходило бредовое и страшноватое расползание группы и разложение отдельных личностей. Мы стали терять друг друга. Мрак. Тишина. Перекличка давала мало: головы так отчаянно кружились, что ориентироваться в пространстве стало невозможно. Да, происходило смертеподобное разложение личности. В гробовой тишине, под звон в ушах, слышно было, как какая-то уже распавшаяся личность извергала из себя ядовитое содержимое, другая - громко писала на дорогу. Ни луна, ни звезды не пришли нам на помощь. Во мраке и пьяном одурении я потерял жену и даже протрезвел немного от этого, но было поздно... Я вдруг куда-то головокружительно упал и застрял в какой-то щели. Выбрался из нее кое-как. Наверх пути не было. Я спус­ кался, вернее, опадал в величественные круги ада-опол зал оползнем, валуном катился... Все было потеряно. Осо­ бенно жена. Я все-таки каким-то чудом добрался домой в свете своего прояснившегося от ужаса сознания. Жена была дома. Она не пила так много вина, «заершенного» самогоном. Утром все как-то отыскались. Все отыскались, но не всё отыскалось. На Марине было мельхиоровое колье с янтарем, которое я купил на сберегаемые месяцами солдатские деньги. Очков на мне тоже не оказалось, я оставил их в преисподней. У других собутыльников тоже были свои потери. Я вспоминаю этот малопристойный эпизод потому, что уж очень он был разителен и устрашающ. Что есть человек? Немного химии - и все поехало, все расползается и плывет, мрак и бесчувствие. Всякая демонстрация зави­ симости сознания от плоти задевает меня за живое, подвергает искушению сомнением мой идеализм А что касается потерь... Так и никакого самогона не надо нашей судьбе для того, чтобы отнять то, чего мы так истово добивались. Я прекрасно потерял свою Марину при трезвом свете дней. Правда, на это потребовалось пять лет мук и разочарований. Александр Николаевич был мрачновато жизнелюбив. Он многое брезгливо и гневно ругал, но и многое любил, горячо и застенчиво. Мне даже кажется, что он и вовсе не обладал научным складом ума. Десятилетиями он гневал­ ся на происходящее в стране, но сделать теоретические выводы из своих реакций и наблюдений он не умел, как не умели это сделать и самые могучие умы эпохи советской золотой и страшной сказки. Для нас, молодых, недавняя трагическая история нашей страны только начинала проясняться. С ужасами войны мы были немного знакомы, они коснулись и нас. Но и тут, в литературе о войне, в кино, царила фальшивая лакировочная информация: героика, подвиги, величие духа и т.д. Конечно, все это было, но было и другое. Великое головотяпство и террористические предвоенные акции главнокомандующего в отношении армии. А вследствие это­ го особенно ужасные военные бедствия. «Окопная правда» была тогда не в чести. Рядом с этим бедствием вырастала страшная тень «Гулага». Люди заговорили. Старшие стали вспоминать, что было, как бесследно исчезали люди. Для оставшихся на свободе это был молох-невидимка. Внешне все было прекрасно. Оптимизм, физкультурные праздники, пропагандистские ликования по поводу перелетов, спасений, ста­ хановских рекордов захлестывали страницы газет! Но Молоху нужны были жертвы. И он тихо выхватывал их из притихших «коммуналок». Все шло в ход: и рабочие, и служащие, и партийные, и беспартийные, и даже сами служители чудовища. Александр Николаевич с го­ речью рассказывал об исчезновениях. Археологию тоже трясли. Как в «блатной» песенке, про чудака, что Херсонес копал. Александр Николаевич был крупный и яркий человек. Археологии он служил бескорыстно, никак не режис­ сируя своей карьеры, оставаясь простым «научным сотрудником». Со своей женой, Еленой Ивановной Леви, он написал книгу о работе в Ольвии. Это по существу монография о знаменитой колонии. Я выполнял графическое оформление издания. Елена Ивановна была тихой, любезной, интеллигентной и доброжелательной женщиной. Не знаю, жива ли она еще сейчас, когда я пишу эти строки. Кажется, официальным начальником была она. Возражать, приказывать, громыхать голосом, как ее супруг, она вообще не умела. Но в институте она котировалась выше, так как у нее был все же какой-то титул. Так что Александр Николаевич работал как бы под эгидой кроткой Елены Ивановны. Возмож­ но, что научная стратегия работ разрабатывалась Еленой Ивановной, но вся тактическая инициатива была в руках Александра Николаевича. 219