Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

У Клары Семеновой уже имелись атрибуты полноценной женской фигуры. А самой телесной и крепкой была Настя, очень гибкая и спортивная девушка. Она носила очень экономные прикрытия и сверху, и снизу и прямо на наших глазах делала шпагат, и выкидывала всякие гимнастические штуки, беспокоя тем наши созревающие мужские организмы. Голое тело тогда было как-то сенсационней. За картинку с пачки колготок начала восьмидесятых тогда бы посадили, как за порнографию. Итак, мы купались, загорали, болтали, пили вино. Все это было чудесно. Солнце во весь мир. Блеск на весь лиман. «Девушки в цвету», и мы под их «сенью» - во всю свою молодость, мечтательность и в ожидании светлых чудес... Над нами носились стремительные чайки в паре со своими тенями на песке. Завтраки с виноградом и сухим вином обходились недорого, на овощи и фрукты цены были самые низкие. Виноград мы выписывали в колхозе по 25 копеек за килограмм. Арбузы хозяйки нам выкатывали даром из-под кроватей, на которых мы спали. У ольвийского руководства и высшего научного эшелона был коллективный пансион у бабы Луши. Хозяйка славилась своими бычками и вертутами. Демократичный Карасев хотел всех нас усадить за безразмерный Лушин стол. Так оно и случилось поначалу, но студенческая беднота подняла бунт, объявив Карасеву, что Луша берет дорого. Рядовой состав экспедиции перекочевал в колхозную столовую, где сердобольные бабоньки кормили нас обильно, но очень жирно. Нас мучила изжога. И никаких бычков и вертут мы не получали. Мы поедали оранжевый от томатов и моркови жир, но деньги, действительно, сэкономили. А на следующий год, в семейный заезд, мы с женой солидно поедали бычков и вертуты бабы Луши в об­ ществе командиров экспедиции. Огромная, пышная Лукерья вносила чан с ухой, густо набитой страшненькими свежими бычками, а под конец обеда появлялся поднос с вертутами. В углу, на табурете, сиживал мелкий и сухонький Нефед, супруг поварихи. Вместе они являли собой опе­ реточную комическую пару. Нефед сидел тут для нашей услады и этнографической любознательности. Он расска­ зывал всякие байки. Шеф любил погуторить с ним о то, о сем. Мы узнавали подробности ловли поедаемых нами бычков и о великолепии минувших лет. - Нечто ноне бычок! Во был бык, чудо морское. А уж страшен! - У деда маво така шаланда была, за Березень ходила, что твой крейсар. ...Луна была крупней, волны выше, погоды лучше. Но нам как-то не портило аппетит то, что мы пользуемся лишь объедками когда-то хороших и правильных времен. Каждому - свое... Что делать - опоздали родиться в эпоху крупных бычков. Карасев любил быть с молодежью. Нам, его помощникам, интеллигентным рабочим экспедиции, было в среднем лет по 20. Вечерами мы встречались, усаживались в саду под абрикосами, с чаем, с вином, с лохматыми мотыльками вокруг лампы. Говорили обо всем. Хрущев свалил незадолго перед тем зловещую тень Сталина. Узники вышли на свободу. Было уже не так душно и страшно. Появились надежды на то, что можно будет свободнее дышать. Можно читать наизусть Хармса (лагерь, смерть), кто, конечно, что-то помнит. Достать переписанного от руки Заболоцкого (лагерь, туберкулез). По ручным переписям, по колченогим оттискам помянуть Цветаеву (возвращение на родину, петля самоубийцы). Мандельштама мы тогда почти совсем не знали (лагерь, смерть). Вести о травле Пастернака еще не дошли до Парутина. Возможно, она началась осенью Поэзию некоторые из нас очень любили. Но лишь немногие знали о том, что происходило с нашей страной, с ее культурой на протяжении почти тридцати лет. Было о чем поговорить и кроме как на эту больную тему. Я опять проповедовал новое западное искусство, так как был особенно увлечен им в ту пору. Ведь запрет был снят, и на третьем этаже Эрмитажа уже мерцали пейзажи Моне, сиял Матисс. Был вывешен и Пикассо, сначала - что потише, затем - и раскоряченные дамы, и угловатые натюрморты. Александр Николаевич больше слушал, но иногда рассказывал какие-нибудь истории из прошлого. Никако­ го наследственного подспорья у него, видно, не было, и в молодости ему пришлось довольно туго. Однажды он встретил своего старого приятеля, со всеми признаками преуспевания на лице и в костюме. Тот повел его в ресторан обедать, пожурил за выбор нищенской профессии и даже предлагал ему много денег. Приятель оказался фальшивомонетчиком. После таких посиделок мы отправлялись иногда гулять - в лунную степь или вдоль вечернего лимана. В Парутино я познакомился с Альдебараном. Он торжественно сиял алым светом над нашими мирными прогулками. Когда я настраивался драматически, он казался мне раной моего сердца. Причудливые береговые обрывы жили своей сложной тектонической жизнью, все время менялись в ходе разнообразных разрушительных воздействий, главными из которых были дожди. Обрывы зияли трещинами, 218