Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

ОЛЬВИЯ-1 и ОЛЬВИЯ-2 На следующий сезон я приехал в Ольвию с женой Мариной. В 57-м и 58-м годах жизнь моя неслась галопом. Многое за это время случилось. И вот Ольвия 2. Встреча с прошлогодними античниками —те же лица. И лица новые. Знакомство с Флорой Гольдштейн (дружба на всю жизнь). И...Боря Ч. впридачу. Я его простил и взял с собой к Карасеву в Ольвию. Студенты, студентки, две эрмитажницы, которые на этом молодежном фоне казались «дамами в возрасте». А им, может быть, и сорока не было. Но молодость, от 18 до 23 преобладала. Итак, у меня было две «Ольвии». И память плохо уже разделяет, что было в пятьдесят седьмом, а что в пять­ десят восьмом году. С полной уверенностью можно сказать, что во второй раз я приехал в Парутино уже женатым человеком. Конечно, первый «холостой» заезд был оживленней, молодежней. Мне все нравились. Особенно девушки, конечно. Милая, с какой-то шишечкой на носу, Клара Семенова. Спокойная, женственная. Она осела потом в Эрми­ таже. Пикантный подросток Илзе Лозе, убежденная латышка. — Русские - неплохие, —говорила она, выпячивая нижнюю губку. - Но женить с русским, думаю, плёхо: гру бый, пьяный муж может быть из русский. (О, я потом видел столько пьяных латышей!) Она была вся серенькая, но очаровательная. Но уже просто метаморфоза происходила с ней, когда мы соби­ рались на танцы в поселок. Она вдруг стала креолкой со светлыми глазами. Жиденькие прежде волосы бушевали вокруг курносого личика пушистым овином. Упрямая нижняя губка блестела какой-то розовой лунностью. Красота, восторг, искушение. И это все из серого прибалтийского воробышка! Красотка, да и только. Только мы подошли к танцплощадке, местные ухажеры стали на нее бросаться, побросав местных девушек, стали дергать ее во все стороны, мять. Я встал на ее защиту. Меня отвели за свет фонаря и дали в морду. Экспедиционная молодежь покинула пару- тинский бал. Во втором заезде я вернулся после годовых каникул, проведенных в экспедициях и недолгой армии, на линию ленинградской жизни. Я женился на романтически добытой женщине. И мы с ней сразу стали дико, безобразно ссо­ риться. Я погрузился от этого в состояние ужаса и недоумения Весенним ветром и восточной газелью влетела вдруг в наш парутинский мир москвичка Флора Гольдштейн, тоненькая, веселая, живая. Она опоздала в экспедицию по каким-то уважительным причинам. Она была разрекла­ мирована и широковещательно обещана «стариком» (так мы звали Карасева) и потому с нетерпением ожидаема, тем более что приезд ее многократно откладывался. Ожидания были оправданы. Она оказалась ровесницей всем нам, была хороша какой-то даже не еврейской, а французской или андалузской красотой. Мы с ней мгновенно подружились по случаю нашей общей любви к литературе и музыке. В разговорах о пред­ почтениях прошли наши первые встречи. Не думаю, чтобы это нравилось Марине, с ней у нас таких восторженных обменов мнениями никогда не было. Я не был влюблен во Флору, однако, на фоне моей новобрачной досады все же мелькнула тень каких-то меч­ тательных предположений и возможностей... Мы сделались хорошими друзьями. Во втором моем браке она стала настоящим другом дома. Подружились мы и с ее мужем, замечательным музыкантом Львом Маркизом. Они оба эмигрировали, и я уже теперь дружу, если можно так выразиться, в Голландию и Англию, где она ныне проживает. С Левой мы виделись в Гааге и долгое время обменивались открытками. Но вернемся в Ольвию. Мы ходили купаться на залив, то есть на лиман, широкий бугский лиман. Мы переплывали в выходной день на перенаселенном пароходике на другую, более низкую сторону. Там был всего лишь аккуратный трехметровый обрывчик - левобережная степь была ровнее и ниже нашей. Под защитой этой песчаной стены располагались пре­ красные песочные пляжи. Тут хочется отвлечься ради пустячной, но забавной путевой зарисовки. В одну из таких переправ с нами была дама из взрослого состава экспедиции. Ей было, наверное, к сорока, но двадцатилетним она казалась пожилой матроной. Слово это к ней подходило, ибо она была крупна и величава и гитаро... нет контрабасообразна фигурой. Лицо ее отличалось гротескной и ка­ кой-то настойчивой красотой. Очи - темные огни, брови —соболя, ресницы щеткой для ресниц и губы, разумеется, - малина. Все мы сидели по периметру открытой части пароходика в чинном пережидательном молчании. Напротив 216