Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.
С квартиры надо было съезжать. Где-то работать. И, прежде всего, чтобы жилье получить. Не умереть с голоду тоже было важно. ...И храбрец нашелся. Он взял недостреленного «пятьдесятвосьмушника» на работу. И дал комнату в общежи тии на Красной улице. У него, у благодетеля, был искусственный глаз, жаргон с матом, плотоядное отношение к женщинам и доб лести благородного хулигана. Он был детдомовец. А теперь директор разобиженного Хазановым кулинарного тех никума. Назывался он «Техникум общественного питания». На этой питательной почве мой отец вырос в великого кулинара, профессора, авторитета по части еды и ее истории. ...Пока же красновато чернели Кресты за рекой. Им отвечала такая же темно-кирпичная водокачка на этой стороне. Она возвышалась над покуроченными обстрелами домами. Берег был земляной от нашего дома до самого Смольного. В воде стояли деревянные быки, и над водой лежали на бревнах деревянные пристани. ОГОРОДЫ И ГОЛОВАСТИКИ Война вот-вот окончится. Блокада снята. Мы радостно передвигаем маленькие флажки на булавках согласно сводкам «Совинформбюро». На огромной карте. Карту принес отец и повесил на стене, в раненой комнате. Бедность царит ужасная. Не спасает от нее даже «Большой Дом», где работает отец. (Как странно и неприятно то, что отец служил в НКВД, который я привычно и горестно ненавижу всю жизнь...) Надо жить, надо кормиться. Могучее средство пропитания —земля, огороды. Первый был в Удельной, прямо на стадионе, за высоким дырявым забором. Наверное, родителям было трудно - работать, спину гнуть. Но нам - чудесно. На подступах к огороду, вдоль тенистой дороги извивалась речка в берегах, уставленных деревьями. По-моему, соснами и березами. За ними скво зила даль парка. Все это извивание, сквожение и хождение по дороге я вспоминаю с любовью и грустью потери. Это место потом поселилось во снах. А через какое-то время исчезло, но осталось в сердечной памяти одним из украшений Земли. Преувеличенно прекрасное, овеянное снами и мечтаниями памяти. А все было наверняка просто, элементарно. Подумаешь - грязная речушка, корявая дорога, перекопанный убогий стадиончик... Но не в них дело. А, как всегда, в любви. За ней ходит по пятам Поэзия. ...«Ой, я ревматизм схватил!» - шутливо кричит костлявый синеватый подросток и бежит по недораскопанной стадионной дорожке, потешая нас гримасами и подпрыгиваниями. Он только что выскочил из колодца, наполненного по верхушку сруба холодной прозрачной водой. В колодец он вставлял себя по пояс и, держась за края сруба, как за поручни спортивного турника, подпрыгивал и опускался вглубь, вытесняя воду. Она волнами бежала на солнечную мураву и раскачивала травины. Этот эпизод так и врезался в меня, и будет сидеть пожизненно. Как и вылазки за забор сквозь дыры, где кон чался наш странный огород и начинались джунгли из лопухов и крапивы, населенные обеспокоенными нами в их полуденном сне комарами и грозными, устрашающими на вид плюшевыми шмелями, которым наши палочные сабли мешали работать. Но главное, конечно, колодец с его воздушной прозрачностью, темной глубиной и бесподобными упражне ниями на турнике сруба. Прохлада. Лишенное веса тело, орошение муравы. Я ведь тоже вкусил этого блаженства, последовал дурному примеру синеватого митрофанушки. Не мог удержаться. И это при моей трусоватой законопос лушности. Итак - речка, колодец с воплями про ревматизм, шмели с комарами, крапивные волдыри на дистрофических наших тельцах. И... все. Больше ничего не осталось в памяти. Ни картошки, ни родителей. Ничего не помню. Сердце что любит, то и метит, память что хочет, то и хранит. Так что первый огород закрывается. Начинается второй. Я еще в детстве прифантазировал версию о том, что пришли дюжие спортсмены в праведной обиде за переко панный стадион и пинками и боксерскими перчатками нас всех выгнали, как Христос торгующих из Храма. Но это ничего. Нам дали огород еще лучше! Там были бескрайние поля с уходящими в бесконечность прямы ми как выстрел канавами. Канавы бежали вдаль под конвоем двух четких насыпей. Желтые песчаные коридоры еще молодых канав с черной рябью головастиков в прозрачной как воздух воде. Головастики стремительны, как птицы. Их стайки работа ют в том же аэродинамическом режиме, что и птичьи: так же дружно поворачивают и синхронно прыскают от наших ловчих ног и рук. Но какие-то слабые и зазевавшиеся нам достаются. 18
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz