Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Содержание понятия «культурный слой» озадачивает профана. Культурный слой - это ничто иное, как мусор, постепенное устилание поверхности отходами и всевозможны­ ми строительными наносами: привезенным песком, землей, всякими разновременными вымостками. Этот слоеный пирог печется веками, а разрезается и удаляется довольно быстро. Воображение с трудом осиливает хронологичес­ кую медлительность погребения фундаментов, остатков колонн, памятных стел. Надо помнить, что в таком месте как Ольвия, мусорили несколько цивилизаций: греки, римляне, тавры. Скифы и готы завершили оформление пустынного пейзажа. Я уже стал забывать историю ольвийской археологии. Зачинателями ее были Забелин и Формаковский. Затем дело, кажется, заглохло надолго. Прошло много лет, и вот «степную тишину нарушили пытливые советские археологи» (так пишут журналис­ ты). Заскрежетали лопаты в руках повязанных платками селянок. Воскресли ржавые отвальные вагонетки, достав­ шиеся в наследство от Формаковского. «Мощная техника» пошла в ход. Моя ирония не совсем уместна: так трудно в археологии заменить живую руку с лопатой и скребок какой-либо техникой. Археология ретроградна и прогрессу чужда. Случается, что археолог натыкается на засыпанный старый раскоп, и датировка по слоям, соответствующим смене цивилизаций, летит к черту. Вот анекдот на эту тему. Александр Николаевич «шел» четко и уверенно. «Снял» новые времена, «снял» готов, скифов, пошел Рим, эллинизм... И вдруг... галоша! с клеймом 1905 года. Недоумение полное. «Карасев сел в галошу». Озадаченный Карасев исследует неточные планы старых раскопов и обнаруживает, что краем своего, веро­ ятно, задел раскоп Формаковского, с его забывчивым рабочим, похоронившим в ольвийской земле свою галошу. А может быть, это галоша самого Формаковского? Раскопы в Ольвии довольно глубокие: метра полтора. Но что это по сравнению, скажем, с густым бытом Дву­ речья или Египта. Римский Форум был засыпан «по пояс». Могильники дикой и довольно жиденькой «бронзы» в Казахстане лежали вовсе на поверхности. Я не стану излагать принципы археологической работы, это имеет узкий интерес. К тому же, я залетел в эту науку ненадолго и уже давно крепко с ней раззнакомился. Бог с ней, с наукой! Нас интересуют люди, слова, мечты, чувства... Дорогой Александр Николаевич! Он любил меня, и я его тоже любил. До сих пор мучают меня укоры совести за то, что я в какой-то момент бросил его и загасил нашу дружбу. (На то были свои горькие, а, в общем-то, вздорные причины...) Карасев был хорошим, знающим и страстным археологом. В нем уже, правда, не было высокой и рафиниро­ ванной интеллигентности доживающих свой век патриархов гуманистических наук. (Я видывал в Комарово и насто­ ящих корифеев эрудиции). Александр Николаевич был колоритен, но достаточно прост, образованность имел весьма пробельную. Да ведь он был и моложе «патриархов», путь его был тернист и проходил по самому разрушливому периоду русской культуры. Лицо этой культуры сморщилось и высохло, как коллекционные черепа каннибалов. Лишь кое-где, с чу­ котской разреженностью, доживали свой век «недопосаженные» представители и ... гулял над городами голодный ветер опустошения. Ладно. Я не о том. Александр Николаевич был практик. Он любил свою свалочную археологическую добычу. Так увлеченно мы, дети потухающей войны, копались в конце сороковых в терриконах василеостровской свалки. Он страстно любил кладки, стелы, амфоры, килики, черный и красный лаки. Как празднично опустошали мы древнегреческую помойную яму! Как ликовал он, отирая рукавом черепки с фрагментами росписи, всех этих Гермесов, Дионисов, сирен и обыкновенные «пальметки». Но все это - детские радости археологии. Глубокое и зрелое удовлетворение наступает от решения фунда­ ментальных проблем. Следовательно, большее волнение испытывает археолог, когда лопатой звякнет о камень фун­ дамента давно воображенного храма, подсказанного научным мышлением. Как в физике, как в других науках. Так Менделеев ждал предмысленного им цезия. 214