Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

- Дэ мой шашка? (где моя чашка?) Патырал, дурной башка. Русскы Иван сапсым плохуй. Ай, русскы Иван -та кы й шайтан, такый сболащ (сволочь), понымайш, сапсым сболащ. Этот шут особенно любил изображать, как старый казах ругает русских. Гороховое это шутовство иногда раздражало нашего серьезного начальника, и он одергивал его, но обычно терпел. - А! Вот мой шашка. Слюшай нашальнык, 1 торопил Петя Сорокина, - дэ твой водка, спир называйс, водка спир налывай давай! В такие моменты наш суровый шеф веселел тоже. Спирта ИИМК давал много. В континентальной ночной прохладе наши диспуты были горячи. Со всех сторон нас обступали мировые проблемы и махровые южные звезды. ...Как-то однажды, в один из наших спиртуозных коллоквиумов, Всеволод Сергеевич проявил вдруг бе­ режное отношение к казенному спирту, властно остановил расходование экспедиционного химикалия и отправил Петю за магазинной водкой. А магазин был километров за сто пятьдесят от нашей стоянки. Там, уже за астроно­ мическим круглением Земли, что-то слабо светилось. Это был поселок Эмба. И там, на Эмбе-реке, волшебный магазин, ночной, бессонный - для геологов... Мы стали его клиентами. Не раз и не два ездил туда Петя «по азимуту», то есть напрямую, давя сусликов и тушканчиков. Эти милые зверьки (как и зайцы, тоже) не способны выскочить из луча автомобильной фары. Водка привозилась, и основной вопрос философии вставал снова, во всем своем неразрешимом величии. Всеволод Сергеевич, как умный человек, понимал, что ни «первичность», ни «вторичность» материи и духа не доказуемы. Но его это сердило. А меня радовало. - Первайш кароши, нашалнык, нэ сырдыс, - пытался утешить его Петя. - Самагын, называйс. Сылны каро­ ши. Лей первайш. Матэр - её, нэ нада матэр, нэ ругайс, нашалнык. Первайш - бар, матэр - ёк, нэ ругайс, шайтан будыш, - подытожил наш спор о первичности материи пересмешник Петя, смеша меня и Инну. Всеволод еще не­ которое время сердился на меня за идеализм. Усы его и формулировки становились все колючей. Но Петя донимал и его, наконец. Усы начинали нехотя улыбаться. Чтобы вытащить мудрецов из тупика, Инна подталкивала нас к поэзии. И суровый Всеволод сдавался. Весе­ лел снова, мягчал... Из-под усов открыто выглядывала улыбка. Он начинал читать любимые стихи. Фирменным номером у Сорокина были «Столбцы» Заболоцкого. Потом, когда я посетил его в Ленинграде, у него оказалось множество перепечаток и переписок опальной поэзии. Советское средневековье возвращало в мир средневековую технику культуры. Нет зажигалки, возьмешь огниво. Нет типографского станка - станешь переписчиком. И у меня было переписано в клеточную тетрадь и выучено наизусть «Торжество земледелия». У Всеволода Сергеевича «Торжества» не было. Это даже, мне кажется, вызывало в нем некоторую диссидентскую зависть. . ..Однажды, я незаметно для себя допился до желудочных спазм, и, выйдя из круга нашего кизячного заре­ ва, долго шатался и блевал под огромными звездами; ничего, собственно, кроме них вокруг не было. Необъятная и вечная Вселенная колыхала надо мной, жалким зверьком, свои галактики. Черт, - думал я, извергаясь, - какие еще аргументы нужны В. С.? Конечно же, непостижимый первичный дух правит миром. Он сделал галактики, надоумил выплавить из камня медь и сделать из нее бронзу, которую мы теперь копаем. Это он научил наш мозг сообразить насчет «водяры»... Ночь наступала рано и быстро. Мы, уходя вдаль от лагеря по нужде, имели эти уроки космологии ежеве­ черне. Иногда мы оказывались в соседстве друг с другом в свете звезд. И переговаривались на корточках в нашей мужской стороне степи. Степь и звезды - хорошая школа для юных философов. Академия можно сказать. И вот, однажды, до положения риз и потери ориентиров допился сам шеф. Новыми, алчными и пьяными глазами взглянул он вдруг на свою свояченицу... и почувствовал к ней вполне определенный с точки зрения фи­ зиологии прилив. Нет, материя, пожалуй, все-таки первична... Смертное тело готово попрать бессмертный дух. .. .Я вынужден был спасать честь обоих. Дело дошло до резкостей и борьбы. Всеволод, конечно, просто опился и потерял по пьянке лицо. Бедняга. Личность распалась. Такова сила водки и половых процессов в организме человека. Человек иногда делается, мягко говоря, невменяем. И я, конечно, Все­ володу не «вменял», а напротив жалел его, так как он, видно, на следующий день кое-что все-таки помнил и очень страдал. Черен, как туча, ни на кого не глядя, прожил он похмельные часы и дни. На меня, конечно, злился от своего стыда передо мной, невольным свидетелем своего срыва. Инна, мудрая женщина, все понимала и не сердилась на свояка. 210