Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

У меня сложилась и всю жизнь тревожила меня собачья память на краски. Она сродни свойственной почти всем людям памяти на запахи. Я порой ностальгически упираюсь в какую-нибудь цветную ткань или замечаю вдруг особенно покрашенный автомобиль... В памяти вдруг заворочается, измучит недопроявленностью дорогой сердцу, давно позабытый оттенок. Где я видел такой? Откуда он? Эти порожденные скудной военной полиграфией марки мне бесконечно нравились. Между домами площади был пробел. В нем сквозили долинные просторы реки Кии. Это первая в жизни река (с Невой я дотоле мало имел дела). Река текла по бескрайнему полю. Дальний берег был выше и сходил к реке не­ высоким желтым обрывом. За рекой паслись кони. Впрочем, все пространственные схемы могут оказаться ложными аберрациями детской впечатлительности. (Однажды, годы спустя, я мог попасть в захолустный и драгоценный Ма- риинск, но, увы, не получилось). Минувшим летом нас водили на Кию купаться. Все мои знания о реке и чувства мои к ней вместились в этот бесподобный купальный день. Верно, были и комары и мошки, и чудовищные слепни, но я их не помню. Или, может быть, прощаю... А пом­ ню широкую и прозрачную, как воздух, воду, плотную, мускулистую. Со страхом и блаженством входил я в нее. По дну пробегали мелкие камешки и струйки песка. Течение было очень быстрое. Чем глубже входишь, тем страшней и блаженней. И вот, когда я зашел по грудь, вода вдруг подхватила меня и переставила на другое место. С остановившимся сердцем я испытал чувство невесомости, похищения привычного упора под ногами. Это было, как во сне, и, как во сне, я не мог крикнуть... Я, разумеется, вернулся поближе к берегу, бродил по мелководью и не мог оторваться от этого занятия. Но меня все время тянуло туда, на глубину, хотелось повторения пугающего чуда. Тетя Леля заметила мои опасные эксперименты и извлекла из воды. На другом берегу шевелился и переливался в теплоструйном воздухе табун лошадей. ...Наша телега повернула за угол и въехала во двор дома с каменным низом и деревянным верхом. Залаяли собаки. Хозяин снял с телеги девочек. Я спрыгнул сам. Я тоскливо угадывал, что мне никогда уже не увидеть девочек с голубыми бантами. Девочки одновременно взглянули на меня. Наступала вечная разлука. Бантики подрагивали на ветру. ОТЕЦ БЕЖИТ НАИСКОСОК Сорок четвертый год. Февраль. Мы вернулись в Ленинград. Отец нас не встретил. Нам некуда идти. Мы долго стояли на перроне. И вот стоим у ресторана «Московский». Перед нами вокзальная площадь. Мама вставила нас за поручни у витринного окна, меня и брата, и мы стоим и ждем. Наверное, папу Может быть, он все-таки придет!.. И вот он выбегает от устья Невского, где теперь метро, и бежит по всей площади наискосок. Мама видит его и кричит: Николай! Отец! Николай Иванович!.. Но он не слышит. Я понимаю, кому кричит мама. Бежит военный в шинели. Такой человек приезжал в Мариинск с цветными карандашами. Я его почти не знаю. В Мариинске он был несколько часов. Два года мы без него. Да и до этого не очень-то с ним. Он на работе. Военная какая-то работа. Он капитан. Четыре звездочки. Это он пел с приятелями в погонах «синий дым Китая» в синем дыму папирос под воздушным оранжевым полушарием абажура. ...И теперь он бежит наискосок. Совершенно военный человек. Бьет ногами длинные полы шинели и бежит, ужасно опоздав к нам на перрон, а мы здесь. Вся наша охрана от беспощад­ ности жизни - никелированные поручни, за которыми мы стоим, забинтованные платками хлебного цвета. Потому что холодно. Эти поручни наш ленинградский дом. У нас есть отец. Редко, но есть. Он приезжает на три часа в Си­ бирь. Привезти карандаши и поговорить с мамой. А теперь он бежит наискосок, исчезает в вокзале... Военный отец, капитан. Мама наказывает стоять и ни с места, и бежит за ним, но его и след простыл. Отец пропал, и потому мы еще сильнее сродняемся с поручнями. У нас больше никого нет. Но ведь холодно, очень холодно, и надо искать другой дом - настоящий. ...Мы поселились у тети Кати, двоюродной сестры отца. Это единственное пристанище, которое мама помни­ ла и могла найти. Малая Подьяческая улица. Замечательная тем, что начинается с канала Грибоедова, им же и кон­ чается. На канале очень красиво. Растут деревья и отражаются в воде. Грибоедов пока еще для меня просто человек, который ест грибы. На мосту через канал сидят львы и едят железные канаты. Канал поворачивается полукругом, принимая концы нашей короткой улицы. 16