Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Мы как бы родственники. Мне с ней спокойно. Ей со мной забавно. Ей кажется, что я остроумен, надежен. Про себя я знаю, что я измотан, несчастлив и хочу покоя. Я тянусь к ней, излучающей покой. Я не жалуюсь. Я восстанавливаю себя сам. Она помогает мне в этом своей невинной тишиной. Кладбище окутано зеленым дымом весны. По этой первой пахучей зелени (особенно ароматны почки тополя) моросит, шелестя, нежнейший из дождей. Танечкино кенгуру покрыто мельчайшими капельками. Мы пьем вино прямо из бутылки. Я хочу поцеловать ее, но она не дается. Моя вторая жена исполнена, при всех других достаточно «мягких» свойствах, независимости. Главные ее ру­ бежи непересекаемы. Она чувствует и действует только по правилам своей натуры. ...Ветки голодайских ив опущены прямо в воду. Черные стволы полумостиками протянуты до середины Смо- ленки. Тихо. Город не слышен. Тихо шелестит дождь. На моем кладбище однажды, в состоянии горестного экстаза, я отрекся от Бога. От Бога моего темного детства. ...В самое неподходящее, в самое распросоветское время я бесхитростно верил в Бога. Откуда это и почему - неизвестно. Родители атеисты. Воспитательный нажим в школе сугубо атеистский. Говорят, в Кронштадте, на большой стене долго красовалась надпись: «Бога нет!» Нет - и все. А я думал, что есть. Наверное, это мне надуло как-то из классической литературы, в которую я с любовью погружался. А там это даже не обсуждалось. Бог есть - и все. У Лермонтова Бог - Судьба. Грозный и неумолимый. Поэт верил в него, но, по причине своих горестей, был исполнен юного бунта, романтического сатанизма. Отсюда эти Демоны... Я жду от Бога разрешения моих страданий. Но оно все никак не наступает. Несчастливая любовь, грязная жестокость в школе доводят до отчаяния. Я хочу утопиться, отравиться и повеситься. Я пробую это делать. У меня не получается. Страшно. И хочется жить. И не хочется жить. И я отрекаюсь от немилосердного Бога... ...Спотыкаясь, бреду я по пустырю за ДК Кирова под темно-розовым ночным небом. Дует сильный, но не холодный ветер. Листья кладбищенских тополей и лип уже на земле. Великое полчище черных стволов качает вершинами. Вряд ли я тогда думал о небе, о деревьях. И только память дополняет сердечную драму пейзажными подроб­ ностями. Я сижу на заброшенной могиле и торжественно отрекаюсь от Бога. Чего было больше в моем отречении: атеизма или богоборчества (а 1а Лермонтов) - я не знаю. Когда я кое-как успокоился и остыл, мне стало страшно. Кресты и темные силуэты памятников обступили меня. Стало жутко, и я побрел домой. 90-е годы 193