Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Любознательность наша была подавлена усталостью. Целый месяц перед тем мы энергично странствовали и голодали на юге. Вследствие чего были слабые, как былинки. Окрестности я узнавал плохо. То ли они изменились, то ли у меня в голове все перепуталось. Я не мог найти места, где купался и давил очки. Истра показалась увертливой и непостоянной. И я понял в очередной раз вслед за Шопенгауэром, что мир - это лишь впечатление... ...Крутится желто-зеленый шар, покрытый завихрениями белого пара. Что-то на нем происходит веками. На просторах его поверхности двигаются звери и люди, бушует общественная жизнь. В больших поселениях, и малых тоже, что-то происходит. Миллиарды предметов взаимодействуют друг с другом, образуя реакции, взаимоотноше­ ния, события. Но ничего этого для нас как бы и нет, ничего кроме возникающих в верхушках человеческих тел, в головах, зрительных, слуховых картинок, как-то отражаемых тем, что называется сознанием. И это все. И больше ничего нет. И больше ничего нас не касается. А, в конечном счете, есть только одна голова и ее картинки и переживания - и это твоя голова. Она и есть: яблоко, стол, динозавр, Шопенгауэр, гроза, кинофильмы, история, шарикоподшипник... и т.д. И больше ничего нет. Вот такой солипсизм произошел в моей голове, когда я во второй раз стоял на Иерусалимском холме, пытаясь отыскать прошлое... Первый Иерусалим был в июне, второй через двенадцать лет в сентябре. Бабье лето. По воздуху летал уже не тополиный пух, а нитки паутины. Они вспыхивали на солнце над посе­ девшими от зрелости лопухами. Мы были слабые и худые. Голодная экспедиция в Абхазию сделала нас стройными. Танечка, правда, была стройной и до этого. Мы не пошли искать резиденцию Никона, хотя я уже знал про нее. Ласточки уже не пересекали круг неба над храмом. Всему свое время. Добрый старый Новый Иерусалим снова пришел в мою жизнь, навевая уже совсем безобидные воспомина­ ния. Того Иерусалима не стало. Мне не о чем было жалеть: моя жизнь меня устраивала. У меня была подруга, и она была вполне моя. Я хочу сказать, что мне было с ней хорошо. Наша совместность прошла испытание очень скудно обеспеченным, некомфор­ тным путешествием. И мы не раздражали друг друга - никаких острых углов и психических реакций. Мы томно бродили по Иерусалимскому холму, устало-счастливо-грустные. Потом пошли в городок у шоссе. И, кажется, сидели на углу квадратного сквера и ели мороженое. Бородатенькая собачонка клянчила у нас наше лакомство. И мы лакомили ее, откусывая и роняя на землю белые холодные кусочки. Было тепло. Отдыхали уставшие ноги. И хотелось, чтобы жизнь надолго застряла на этом месте: солнышко, собачка, золотые паутинки, пожарная каланча. И слабый гул шоссе. И еще бутылка лимонада. А если уж и сдвинулась бы с места, то лишь для того, чтобы постелить нам лужайку с лесом травы, где бы шевелились бледные колокольчики и ползали бы некусачие насекомые. И зеленый, как лето, кузнечик славил бы эту вечно ускользающую жизнь. Сердце будет пламенем палимо До поры, когда взойдут ясны Стены Нового Иерусалима На полях моей родной страны. Н. Гумилев. 188