Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

НОВЫЙ ИЕРУСАЛИМ КУРТУАЗНЫЙ РОМАН У меня и у моего друга Бориса Власова лет этак в 15-16 был куртуазный роман на троих. Нашей дамой сердца была Маша Хлудова. Несмотря на узкое лицо с тяжеловатым подбородком - немного напоминала Филиппа IV Ис­ панского - она была милая и грациозная барышня. По отцу Маша - Хлудова, по матери - Морозова. Вероятно, Иван или Николай Абрамовичи были ее дедуш­ ками. Генеалогия была установлена, но теперь мной забыта. И что там с хлудовской линией, совсем не помню. Со временем я познакомился со всем этим знатным семейством. Жили они на Арбате, а дача у них была в Снегирях, что по дороге к Новому Иерусалиму. Маша несколько раз приезжала в Ленинград в знаменитое Комарово, где мы с Борей проводили лето. Маша доводилась Боре какой-то там теткой, что нас очень забавляло. Мы дружили с Машенькой, но при этом как-то не то богемно, не то салонно флиртовали. Мы демонстрировали начитанность. Мы декламировали стихи... Что-то такое в духе Анри де Ренье и в стиле эпохи модерн было в наших отношениях. Я читал наизусть Гуми­ лева, Боря - Хлебникова. Однажды мы поехали в Пушкин. И томно, как-то по-сомовски кокетничали с ней среди царскосельских куртин. Нам захотелось сухого вина, и мы с Борей долго спорили, кому идти в город за бутылкой, оставив соперника с предметом ухаживаний. Машу это сердило, и она уходила от нас по дорожке парка. Мы шутливо извинялись. Тан­ цевали на коленях что-то вроде лезгинки. Ее это смешило, и она била нас зонтиком. Она потребовала шампанского, а не сухого. Надо было идти. Нам пришлось тащить спички из ее руки. Корот­ кая, конечно, досталась мне, и я озабоченно покинул друзей, опасаясь, не будут ли они без меня целоваться. ...Когда я вернулся, то их на месте не было, и я еще более озабоченно обшаривал парк. Отыскал их на берегу пруда у ракушечного грота. Они успели поссориться. .. .Шампанское ударило нам в голову. Мы куртуазно хамили, и она убегала в дугообразную зеленую галерею и плакала. Она уколола палец розой, и мы вперебой высасывали ее аристократическую кровь... Мужественного Борю немного от этого, я полагаю, подташнивало. Но он исправно играл всю эту пантомиму. Такие вот сложились у нас с ней игривые отношения. Что-то в стиле Людовика XIV. Я написал ей чувствительное письмо. Она поделилась с Борей. Боря стал всячески измываться надо мной. Маша раскаивалась и ругала мужлана. Но и сама посмеивалась, негодница. Такой роман надо культивировать. И мы делали это иронично, но достаточно увлеченно. Маше тоже нрави­ лась эта игра. Разлуки украшались письмами... Как-то раз, по приезде в Москву, я посетил Машу в большом сером доме на углу Арбата и какого-то переулка. Старая московская квартира. В гостиной висел под стеклом мой этюд, радостно подаренный мной еще в Ле­ нинграде. Машина мама была приветлива со мной. Она похвалила мои руки, что, дескать, красивые. (Никогда бы не подумал.) Мы тут же договорились с Хлудовыми, что я приеду к ним на дачу, в Снегири. (Папа, кажется, был уже Я, разумеется, так и сделал с некоторым даже сердечным нетерпением. Боюсь, что во мне роились по поводу Маши какие-то нежные мечтания. Никаких Снегирей не помню. Впрочем, и помнить нечего - лес, домишки. Нашел по адресу. Маша сама меня окликнула, когда я сверялся с бумажкой. Маша поливала огород из лейки, босая, в ситцевом сарафане. Тут я вдруг заметил с каким-то пугливым неудовольствием, что у нее большие ступни. Мама вышла на крыль­ цо, встречая меня. Мы сразу пошли к папе, наверх большого бревенчатого дома, где он лежал больной в каком-то подобии чердака. Как-то по-настоящему больной. Он очень оживился и обрадовался мне. Маша много рассказывала о своих ленинградских друзьях. Папа тут же заговорил со мной так, как будто само собой разумелось, что я вполне взрослый, умный и начитанный человек. (Видно, Маша меня хорошо рекомендовала) Мне, впрочем, не пришлось особенно поддерживать заочную репута­ цию: говорил в основном папа. Говорил так, как будто его собеседник был эрудит не менее какого-нибудь Вячеслава Иванова. Папа возлежал в каких-то хламидах и пледах, как мессир Воланд, на которого, кажется, даже был похож. (Впрочем, о булгаковском Воланде тогда еще не было известно). Лицо у него было длинное с большим подбородком. Вот откуда у Маши узколицесть Габсбургов. 185